отношения с крымским ханством в 16 веке
Отношения с крымским ханством в 16 веке
Крымское ханство и Россия
П осле распада в середине XV в. Золотой Орды Крымское ханство, став самостоятельным, установило дипломатические отношения с Московским государством: в 1474 г. крымский хан Менгли-Гирей дал шертную (клятвенную) грамоту великому князю Ивану III Васильевичу в том, чтобы быть в братской дружбе и любви, действовать вместе против врагов, земли друг друга не воевать. Однако крымский хан выбрал политику ориентации на набирающую силу Османскую империю. Еще в декабре 1475 г. в результате длительной осады турецкие войска уничтожили генуэзское княжество Феодоро и захватили южное побережье полуострова, с этого времени территория от Кефе (Феодосия) до руин древнего Херсонеса стала «султанским санджаком», с 1478 г. Крым сделался вассалом Османской империи, а Менгли-Гирей был утвержден крымским ханом. Сохранившееся христианское население Крыма было обложено большим количеством налогов и повинностей, турецкие власти усилили политику мусульманизации.
С вхождением Крымского ханства в состав Османской империи на русские рубежи стали постоянно совершаться грабительские набеги крымских татар и их союзников. Опустошительные походы из Крыма продолжались до середины XVIII в., достигая Польши, Литвы и Венгрии. Борьба с крымскими татарами долгие годы пронизывала жизнь и быт жителей южных окраин России. Дипломатические отношения Москвы с Крымским ханством не прерывались, но стоили России очень дорого. Государство обеспечивало содержание крымских послов и гонцов, русских дипломатов, отправлявшихся в Крым, а также регулярно отправляло ханам, их женам и членам семьи, приближенным богатые «поминки» (подарки), которые были одним из условий Османской империи для возвращения русских, попавших в плен. В 1630 г. турецкий везир Резет-паша сообщил в специальной грамоте царю Михаилу Федоровичу о низложении крымского хана за убийство русских послов и назначении новым ханом Джан-Гирея.
Дипломатические документы Российского государственного архива древних актов сохранили многочисленные свидетельства о политических и торговых отношениях с Крымским ханством, уникальные грамоты крымских ханов, документы о приездах крымских послов, статейные списки российских дипломатов и росписи подарков, отправленных крымским ханам. Особый интерес представляют расспросы вышедших из плена русских подданных, в которых сохранились ценные сведения о судьбах простых людей.
Стремление к обеспечению безопасности южных рубежей России со временем стало составной частью борьбы за выход к Черному морю и одним из главных направлений российской внешней политики. В начале 1681 г. по результатам войны 1676–1681 гг. был заключен Бахчисарайский мирный договор между Крымским ханством, Турцией и Россией. 10 августа 1682 г. крымский хан Мурат-Гирей своей шертной грамотой царям Ивану Алексеевичу и Петру Алексеевичу подтвердил условие о ненарушении двадцатилетнего перемирия между Россией и Крымом.
Это перемирие длилось недолго, набеги крымских татар на русские рубежи продолжались. Под руководством ближнего боярина князя В.В. Голицына состоялись Крымские походы 1687 и 1689 гг. В доношении от 19 мая 1689 г. московскому патриарху Иоакиму он писал о военных действиях против полков крымского хана: «и всего их государского дому счастием, и твоего всеблаженнейшего архипастырства неусыпными молитвами великих государей ратные люди полков наших конные и пешие бились с тем поганством мужественно и храбро».
Отношения с крымским ханством в 16 веке
Дипломатические отношения между Московским государством и Крымским ханством в правление Ивана III оставались дружескими. Первый обмен грамотами между странами произошёл в 1462 году, а 1472 году было заключено соглашение о взаимной дружбе. В 1474 году между ханом Менгли-Гиреем и Иваном III был заключён союзный договор, который, впрочем, остался на бумаге, так как крымскому хану вскоре стало не до совместных действий: в ходе войны с Османской империей Крым потерял свою независимость, а сам Менгли-Гирей попал в плен, и лишь в 1478 году вновь взошёл на престол (теперь уже в качестве турецкого вассала). Тем не менее, в 1480 году союзный договор Москвы и Крыма был заключён вновь, при этом в договоре прямо назывались враги, против которых стороны должны были действовать совместно — хан Большой Орды Ахмат и великий литовский князь. В этом же году крымцы совершили поход на Подолию, что не позволило королю Казимиру помочь Ахмату во время «стояния на Угре».
В марте 1482 года в связи с ухудшившимися отношениями с Великим литовским княжеством к хану Менгли-Гирею вновь отправилось московское посольство. Осенью 1482 года войска крымского ханства совершили опустошительный набег на литовскую Украину. Среди прочих городов, был взят Киев, разорена вся южная Русь. Из своей добычи хан послал Ивану потир и дискос из ограбленного крымцами киевского Софийского собора. Опустошение земель серьёзно повлияло на боеспособность Великого литовского княжества.
В последующие годы русско-крымский союз показал свою действенность. В 1485 году уже русские войска совершили поход в ордынские земли по просьбе подвергшегося нападению ордынцев Крымского ханства. В 1491 году, в связи с новыми крымско-ордынскими стычками, эти походы были вновь повторены. Русская поддержка сыграла важную роль в победе крымских войск над Большой ордой. Попытка Литвы в 1492 году переманить Крым на свою сторону не удалась: с 1492 года Менгли-Гирей приступил к ежегодным походам на принадлежащие Литве и Польше земли. В ходе русско-литовской войны 1500—1503 годов Крым оставался союзником России. В 1500 году Менгли-Гирей дважды опустошал принадлежавшие Литве земли южной Руси, доходя до Бреста. Действия союзной Литве Большой Орды были вновь нейтрализованы действиями как крымских, так и русских войск. В 1502 году, разгромив, наконец, хана Большой орды, крымский хан совершил новый набег, опустошив часть Правобережной Украины и Польши. Однако после удачного для Московского государства окончания войны наблюдается ухудшение отношений. Во-первых, исчез общий враг — Большая Орда, против которой в немалой степени был направлен русско-крымский союз. Во-вторых, теперь Россия становится непосредственным соседом Крымского ханства, а значит, теперь набеги крымцев могли совершаться не только на литовскую, но и на российскую территорию. И, наконец, в-третьих, русско-крымские отношения ухудшились из-за казанской проблемы; дело в том, что хан Менгли-Гирей не одобрил заточение низвергнутого казанского хана Абдул-Латифа в Вологде. Тем не менее, в правление Ивана III Крымское ханство оставалось союзником Московского государства, ведя совместные войны против общих врагов — Великого княжества Литовского и Большой Орды, и лишь после смерти великого князя начинаются постоянные набеги крымцев на принадлежавшие русскому государству земли.
Московское государство
Сайт является сборником научных статей и книг по истории Московского государства в XV-XVII веках.
Русско-Крымское противостояние в XVI в
Автор: Пенской В.В.,Пенская Т.М.
Журнал: Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология 2017
Со смертью в 1505 г. Ивана III, создателя Русского государства, по праву заслужившего от современников прозвище Грозного, практически совпавшей по времени с крушением Большой Орды, «Престольной державы», в истории Восточной Европы начался новый, «постордынский», этап – этап борьбы за раздел ордынского наследства. К началу XVI в. позиции Москвы в этом споре выглядели предпочтительнее, но это не устраивало главных конкурентов Русского государства – Крымского ханства и Великого княжества Литовского. И поскольку сын и преемник Ивана Василий III не имел еще такого же авторитета и влияния, то соседи Москвы решили пересмотреть сложившуюся политическую ситуацию. Первым подал пример казанский хан Мухаммед-Эмин, который еще в 1505 г., прослышав о болезни Ивана III, пошел на открытую конфронтацию с Москвой. В 1506 г., одержав победу над полками Василия III, Мухаммед-Эмин обратился с предложением о союзе против «московского» к великому князю литовскому Александру Казимировичу и крымскому хану Менгли-Гирею I [LietuvosMetrika, 1995, s. 56, 59]. И в Вильно, и в Крыму с воодушевлением встретили инициативу казанца, и хотя полноценной тройственной коалиции (к которой наследовавший Александру Сигизмунд I попытался было привлечь еще и Ливонский орден) так и не сложилось, тем не менее резкий поворот во внешнеполитическом курсе Крымского ханства обозначился более чем однозначно. Как писал отечественный историк В.П. Загоровский, «в 1504-1506 гг. наметилось, а с 1507 г. определилось принципиальное изменение политического курса Крымского ханства. С этого времени на долгие годы Крым стал врагом России…» [Загоровский, 1991, с. 46].
Итак, точкой отсчета, от которой можно вести историю растянувшегося почти на три столетия русско-крымского противостояния, можно считать 1507 г. В этом году крымский хан Менгли-Гирей I, бывший друг и союзник Ивана III, выдал по старой ордынской традиции (как «царь») великому князю литовскому Сигизмунду ярлык «на княжение». И среди прочих городов, пожалованных крымским «царем» своему «брату», были Тула, Брянск, Стародуб, Путивль, Рязань и даже Псков с Новгородом с «люди, тмы, городы и села, и дани и выходы, и з землями и з водами и с потоками»! [LietuvosMetrika, 2011, s. 90].
Конечно, вслед за С.М. Соловьевым можно назвать эту заявку на великодержавие смешной и нелепой [Соловьев, 1989, с. 222], но это ошибка: такими претензии хана смотрятся только для нас, обладающих послезнанием. Василий же III и его советники пусть и не сразу, но отнеслись к этому ханскому демаршу вполне серьезно, тем более, что вслед за дарованием ярлыка хан заключил с Сигизмундом еще и союз быть «приятелю приятелем а неприятелю неприятельство чинити заодъно…» [LietuvosMetrika, 2011, s. 91-92]. И было почему – ведь после этого заявления дальнейшее развитие событий предугадать было не так уж и сложно. Молодому Русскому государству теперь предстояла долгая борьба сразу на несколько фронтов, поскольку никуда не делся старый противник Москвы – Великое княжество Литовское, да еще и в Казани, как уже было отмечено выше, образовалась сильная прокрымская «партия», настроенная против Москвы. Выиграть же такую войну, как показывает исторический опыт, не было суждено никому, даже самому могучему и сильному государству. И Смута начала XVII в. не в последнюю очередь была вызвана тем, что Русское государство надорвалось в этой тяжелейшей борьбе. Так что последствия столь резкого пируэта во внешней политике Крымского ханства оказались более чем судьбоносными для России.
Можно ли было избежать такого поворота событий, сохранить сложившийся при Иване III русско-крымский союз? Представляется, что нет, и на то были весьма веские объективные, прежде всего, причины. И главной из них было то обстоятельство, что этот союз носил временный, чисто ситуативный характер. Сложившийся в конце XV в., этот союз, острием своим направленный против Большой Орды, основывался на принципе «против кого дружить будем». К тому же в Крыму не испытывали особого восторга, наблюдая за стремительным ростом могущества и влияния своего северного партнера, поскольку это мешало реализации той идеи, которую вынашивал в своем сердце «царь» (а именно так именовали на Руси крымских правителей) Менгли-Гирей I, фактический создатель крымской государственности. Суть ее заключалась, по словам российского историка А.Л. Хорошкевич, в создании «огромного государства Золотой орды (TakhtMemleketi в крымских документах) под эгидой Крыма, которое бы включало все территории кочевки ее бывшего главного соперника Большой орды…» [Хорошкевич, 2001, с. 100].
Отметим также, что если экономика Казанского ханства или Ногайской Орды была связана с русской, и от торговли с русскими часть казанской или ногайской элиты имела вполне конкретные материальные выгоды и, следовательно, в их интересах было сохранить мир с Москвой, то торговые отношения Русского государства и Крыма были развиты не в пример слабее. А значит, в Крыму не могло сложиться влиятельной промосковской «партии», кровно заинтересованной в сохранении прежних добрососедских отношений.
К тому же исход политической борьбы при ханском дворе во многом определялся тем, насколько мощной была «подпитка», материальная и финансовая, той или иной «партии» извне. И скуповатая Москва, которая чрезвычайно щепетильно относилась к вопросам собственного политического престижа, опасалась, что регулярные и обильные поминки будут восприниматься в Крыму как символ признания Москвой своего вассального положения по отношению к Крыму. Не случайно Иван Грозный отписывал Девлет-Гирею, своему «брату», что он «дружбы у царя (крымского хана – В.П., Т,П.) не выкупает, а похочет с ним царь миритися по любви, и царь и великий князь (Иван – В.П., Т.П.) с ним миру хочет по прежним обычаем.» [Патриаршая или Никоновская летопись, 2000, с. 242]. Между тем в Вильно рассуждали иначе, и Аппак-мурза, глава «московской партии» при дворе Мухаммед-Гирея1, жаловался в 1518 г. в Москву, что де «от короля черленое золото, белое серебро льется», советуя Василию срочно прислать в Крым «доброго своего боярина» с «добрыми поминками с прибавкою» [См., к примеру:Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымом, Нагаями и Турциею, 1895, с. 497]. Одним словом, когда в 1502 г. государство Ахматовичей окончательно рассыпалось, когда общего могущественного врага, против которого объединились молодые Русское государство и Крым, не стало, конфронтация между двумя государствами стала неизбежной и переход от дружественных отношений к открытой враждебности был лишь вопросом времени.
Эта неизбежность не сразу обратилась в реальность инерция прежнего мышления на первых порах оказалась достаточно велика, да и обе стороны не стремились перевести конфликт из холодной в горячую стадию, рассчитывая сначала добиться желаемого посредством дипломатии. Как отмечал отечественный историк И.В. Зайцев, после смерти Ивана III и постепенного отхода от дел дряхлеющего Менгли-Гирея «и Крым, и Москва часто вели друг с другом двойную игру, лавируя и виляя, отрицая очевидные истины и стремясь убедить противника в заведомой дезинформации» [Зайцев, 2004, с. 82]. Правительство Василия III стремилось, не обременяя себя чрезмерными расходами и тем более обязательствами, повернуть острие татарского «последнего довода королей» против Литвы (с которой Василий воевал с 1512 г. и конца-края этой войне не предвиделось), а преемник Менгли-Гирея Мухаммед-Гирей I стремился добиться помощи Москвы в реализации мечты своего отца собрать под рукой крымских Гиреев осколки Золотой Орды, и прежде всего подчинить Астраханское ханство и ногаев. При этом обе стороны не особенно стеснялись в выборе средств для достижения поставленных целей.
Обращает на себя внимание тот факт, что, укрепляя на всякий случай южные рубежи своей державы, Василий III на этом направлении придерживался сугубо оборонительной стратегии – он отнюдь не собирался переориентировать главный вектор своих внешнеполитических усилий с западного на южное направление. Этого не случилось даже после того, как в 1521 г. Мухаммед-Гирей, недовольный тем, что его московский партнер медлит с исполнением своих обещаний, разорвал шерть с Василием и двинул свои рати на Москву. Успех тогда сопутствовал крымскому «царю». Растерявшийся и упавший духом Василий III бежал из Москвы, а оставленный «на хозяйстве» в столице его зять, крещеный татарский царевич Петр, был вынужден дать Мухаммед-Гирею грамоту, согласно которой московский государь обязывался стать данником крымского «царя». И хотя она была очень скоро Мухаммед-Гиреем утрачена, память об этом обещании великого князя прочно впечаталась в сознание крымской правящей элиты, которая была не прочь повторить успех Мухаммед-Гирея! снова и снова.
Следствием этого погрома стала долгая «замятня» в Крым и ослабление ханской власти. В определенном смысле повторилась ситуация времен великой ордынской «замятни», когда политическая нестабильность внутри Орды спровоцировала рост нестабильности и на русско-ордынском пограничье. Так и сейчас: не сдерживаемые больше из Кыркора, многочисленные крымские «царевичи, и сеиты, и уланы и князья», кликнув не менее многочисленных «казаков», на свой страх и риск отправлялись «за зипунами» на государеву украину. Началась практически непрерывная «малая» война. И эта пограничная, «украинная» «малая» война с летучими отрядами крымцев, которые, по выражению английского дипломата Дж. Флетчера, «кружась около границы подобно тому, как летают дикие гуси, захватывая по дороге все и стремясь туда, где видят добычу.» [Флетчер, 1991, с. 90], не прекращалась на протяжении многих последующих лет. Стоит отметить, что налеты небольших отрядов татарских людоловов времена перемежались большими экспедициями во главе с крымскими «царевичами» [См., например:Пенской, Пенская, 2015, с. 345-356; Пенской, Пенская, 2016, с. 552-569].
Однако эта «малая» война при всей ее болезненности не носила для Москвы фатального характера, тем более что нечто подобное происходило и на литовском рубеже, и на казанском. И Василий III вместе с боярами решили все же не менять ориентиры во внешней политике. Западное, «литовское» направление оставалось главным, а восточное и южное, «татарские», по отношению к первому второстепенными. Действия Москвы здесь были продиктованы стремлением не допустить формирования под крымской эгидой единого татарского «фронта» с антимосковской направленностью. Если бы возникла такая коалиция, то Василию пришлось бы отказаться от своих планов продолжить экспансию на западе (между тем, как полагает М.М. Кром, в начале 30-х гг. Россия и Литва находились на грани войны, и действия Василия III как будто подтверждают эту версию [См., например:Кром, 2008, с. 20-23; Пенской, 2016, с. 302-315]). Потому-то все усилия Москвы были нацелены на то, чтобы не допустить возникновения такого союза. Для этого она активно вмешивалась в крымскую «замятню», поддерживая Саадет-Гирея, преемника Мухаммед-Гирея, но одновременно не забывая «прикармливать» и его соперника Ислам-Гирея, искусно играла на противоречиях между «московской» и «крымской» «партий» в Казани (и не останавливаясь перед военными демонстрациями, которые должны были привести на казанский стол «московского» хана), привечала ногайских мирз (памятуя о старинной вражде ногаев и крымцев), сколачивая и здесь «московскую» «партию». Т. о., можно с достаточно высокой степенью уверенности говорить о том, что в целом московская стратегия на этом направлении оставалась оборонительной, и глобальных задач по окончательному решению татарского вопроса в Москве не ставили но до поры до времени.
Что послужило причиной столь резкого поворота в московской внешней политике? Можно, конечно, предположить, что наряду с религиозным фактором свою роль сыграла и «малая» война на пограничье, в особенности на пограничье казанском, и явная угроза со стороны Крыма, где к концу 30-х гг. XVI в. затянувшийся период политической нестабильности завершился. Пришедший к власти энергичный и властный Сахиб-Гирей I, брат Мухаммед-Гирея I, занял по отношению к Москве явно недружелюбную позицию [Флоря, 2001, с. 238-239], а в 1541 г. он предпринял большой поход на государеву украину, явно намереваясь повторить успех своего брата [Подробне см.: Пенской, 2011, с. 41-47].
Это нашествие с большим трудом было отражено, но угроза осталась, и к тому же, чувствуя поддержку со стороны Кыркора, в Казани подняла голову «крымская» «партия», что немедленно сказалось на положении на восточной границе. Во всяком случае, складывается впечатление, что в Москве постепенно пришли к выводу, что прежние методы «мягкой силы» перестали действовать, и восточная политика Русского государства к концу 40-х гг. приобретает все более и более агрессивный, экспансионистский характер. Иван IV лично возглавляет два похода на Казань (оба, правда, закончились неудачей), а московские дипломаты активно сколачивают «московскую» партию в Ногайской Орде, Высказанное А.И. Филюшкиным мнение о том, что Шлитте действовал на свой страх и риск (и, выходит, фактически был самозванцем), на наш взгляд, представляется недостаточно обоснованным и подвергает сомнению квалифицированность и профессионализм имперских дипломатов [См.: Филюшкин, 2015, с. 38-42]. имея стратегической целью создание антикрымской коалиции в составе Русского государства, ногаев и, возможно, Астраханского ханства.
Неожиданная активизация восточной политики Москвы, ее четко обозначившееся стремление подчинить своему влиянию Казань, Астрахань и ногаев, линия на замирение с Великим княжеством Литовским и прощупывание возможных путей заключения антиосманского союза с Империей неизбежно вели, в случае успеха, к серьезному изменению расстановки сил в Восточной Европе и усилению позиций Русского государства. Все это не могло не вызвать серьезной обеспокоенности в Стамбуле – у султана и без того хватало трудностей в Средиземноморье и на Кавказе, чтобы тратить силы на решение неожиданно проблем в Восточной Европе. Не желая раньше времени вступать в конфликт с Москвой, султан решил перепоручить «мониторинг» (и принятие, в случае чего, необходимых мер) за ситуацией в Восточной Европе, крымскому хану. Сахиб-Гирей, недостаточно внимательно прислушивавшийся, по мнению Стамбула, к намекам, исходившим от османского двора (вероятно, Сахиб-Гирей полагал, что для сдерживания активности Москвы будет достаточно иметь на казанском столе «своего» «царя»), был свергнут в результате дворцового переворота и удавлен. Сменившему его Девлет-Гирею I, племяннику покойного, в феврале 1552 г. султан выдал карт-бланш на активные противодействие попыткам Москвы усилиться за счет татарских юртов [Документы по истории Волго-Уральского региона ХVI-ХIХ веков из древлехранилищ Турции, 2008, с. 103, 104].
Пожелание падишаха совпало с мнением Вильно, не жалевшему усилий и денег по разжиганию русско-крымского конфликта, и с позицией многочисленных казанских эмигрантов, которые, найдя общий язык с «партией» войны при ханском дворе, давили на хана, требуя от него более активно противодействовать неверному московиту. Мог ли осторожный и не любящий поспешных решений, предпочитающий добиваться своих целей больше дипломатией и интригами, нежели силой, Девлет-Гирей противостоять такому давлению, тем более что Москва не собиралась «выкупать» ханской дружбы? Более того, после покорения Казани и Астрахани и победы во внутриногайской «заворошне» нурадина Исмаила, ориентировавшегося на русскую столицу, в Москве решили посадить на крымский престол «своего» хана. «Война двух царей» стала неизбежной.
2-я половина 50-х – начало 60-х гг. XVI в. прошли под знаком непрерывного московского наступления на Крым, который к тому же серьезно претерпел от обрушившихся на него засухи, голода и эпидемий (князь А. Курбский писал позднее, что в то время в самом Крыму из-за засухи, голода и мора осталось не более 10 тыс. всадников [Курбский, 1913, стб. 79]). Увы, «дожать» хана (и тем более реализовать свой первоначальный замысел) Ивану Грозному не удалось. Во многом неудача его (?) замысла был предопределен позицией Сигизмунда II Августа, которому любой успех Москвы в борьбе с Крымом был абсолютно неприемлем. В Вильно были убеждены в том, что, по словам воеводы подляшского и старосты минского В. Тышкевича, как только Иван одолеет Девлет-Гирея, «и вам (московитам – В.П.,Т.П.) не на ком пасти, пасти вам на нас (литовцев – В.П.)…» [Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством, 1887, с. 577]. И когда стало окончательно ясно, что новой войны с Великим княжеством Литовским не избежать, когда провал попыток заключить с Вильно «Вечный мир» и антикрымский союз стал очевиден, в Москве поняли – сделанный в сер. 40-х гг. выбор был ошибкой. И известную фразу из послания Ивана Грозного князю Курбскому, ту самую, в которой царь писал, «что же убо и ваша победа, яже Днепром и Доном? Колико убо злая истощания и пагуба християном содеяшеся (выделено нами – В.П., Т.П.), сопротивным же не малыя досады! …» [Послания Ивана Грозного, 2005, с. 48], надо истолковывать именно как обвинение, выдвинутое Иваном Боярской думе и митрополиту Макарию, своим недостаточно продуманным решением фактически втянувшим Россию в войну на два фронта – и против Великого княжества Литовского, и против Крыма (за спиной у которого, между прочим, стоял Стамбул – не последняя военная держава той эпохи).
Пытаясь найти выход из сложившейся чрезвычайно сложной ситуации, Иван Грозный пошел на свертывание военной активности на южном направлении. Войска, действовавшие в низовьях Дона и Днепра, были отозваны (во всяком случае, после 1561 г. о них ничего не слышно), чрезвычайно беспокоивший крымцевПсельский городок (база, с которой царские воеводы Матвей Ржевский и Данила Адашев ходили походами на Крым и который вполне мог сыграть в наступлении на Крым роль, которую в кампаниях против Казани играли Васильсурск и Свияжск). Не получил развития и русско-ногайский союз, на который в Москве на первых порах возлагали столь большие надежды (а после смерти московского ставленника ногайского бия Исмаила союз этот и вовсе сошел на нет). В итоге весной 1563 г. после долгого перерыва в Крым отправляется посольство А.Ф. Нагого, который, по мнению А.И. Филюшкина, должен был «добиться мира на южной границе, получить гарантии ненападения татар и напугать Сигизмунда» [Филюшкин, 2008, с. 311]. Демонстрируя свое расположение к Девлет-Гирею, царь наказывал Нагому передать хану, что он возложил опалу на тех, кто ссорил его прежде с крымским «царем», прежде всего на А.Ф. Адашева, И.М. Висковатого и И.В. Большого Шереметева (фигура последнего, по справедливому замечанию А.И. Филюшкина, в отношениях между Москвой и Крымом к тому времени приобрела знаковый характер [Филюшкин, 2008, с. 313]). При этом Иван не забыл и про кнут – вряд ли случайным было то, что посольство Нагого должно было доставить хану известие-сеунч о внушительной победе русских над литовцами, взятии Полоцка, и подарки, свидетельствующие об этой победе.
Увы, было слишком поздно. Сам Девлет-Гирей был не прочь разрешить накопившиеся к тому времени проблемы путем переговоров и даже шертовать Москве. Однако против этого была набравшая силу в годы московского наступления «партия войны», воинственное настроение которой подпитывалось не только богатыми подарками из Вильно и негласной поддержкой Стамбула, но и вполне обоснованным недоверием к русским предложениям. Так, Сулеш-мурза, считавшийся московским доброхотом [О Сулеше и его роли в русско-крымских отношениях см., например: Виноградов, 2006, с. 26-73], сообщал Афанасию Нагому, что «было у царя слово от царевичев и ото князи и ото всее земли, что царю со царем и великим князем миритись не велят, что взял два юрта мусульманские да немцы взял; ино, деи, поминки дает царю того для – хотя короля извоевати; а как извоюет, и крымскому, деи, юрту от него не пробыти: казанцом де шубы давал – и тем бы шубам крымцы не радовалися – после, деи, того и Казань взял.» [Цит. по:Садиков, 1947, с. 145].
Не учитывать мнение влиятельной и многочисленной части крымской элиты хан не мог. И, подвергаясь мощному давлению со стороны «партии войны», Девлет-Гирей, памятуя о печальной судьбе своего предшественника, в конечном итоге не решился пойти навстречу Ивану, тем более что русский царь не горел желанием перебивать литовские ставки в «крымском аукционе», продолжая упорно гнуть озвученную ранее линию не выкупать ханской дружбы и приязни. В итоге очередной раунд русско-крымских переговоров завершился неудачей. Еще в процессе переговоров дважды, в 1564 и 1565 гг., Девлет-Гирей совершил успешные набеги на государеву «украйну», а после того, как в 1566 г. переговоры окончательно были сорваны из-за взаимной неуступчивости сторон, стало очевидно – нового витка напряженности в отношениях между Москвой и Крымом не избежать. И наступающей стороной на этот раз стал Крым.
Главными событиями этого нового этапа русско-крымского противостояния стали два похода Девлет-Гирея I на Москву, предпринятые в 1571 и 1572 гг. [См., например:Пенской, 2012 (1), с. 175-261; Пенской, Пенская, 2013, с. 183-226]. Убедившись в том, что все прежние попытки вынудить Ивана Грозного пойти на желаемые Крыму уступки оказались безуспешными, Девлет-Гирей решил продемонстрировать несговорчивому партнеру свою силу и тогда вернуться к обсуждению интересующих Бахчисарай проблем – прежде всего казанской и астраханской. Попутно хан рассчитывал дать возможность своим мурзам и воинам обогатиться, нахватав русского ясыря, и улучшить свою репутацию в глазах Стамбула (где после провала астраханской экспедиции 1569 г. стали подозревать, и не без оснований, хана в том, что он пытается вести собственную игру).
В Москве предполагали, что хан может предпринять большой набег, и готовились к этому и дипломатическим (так, в Стамбул к сюзерену Девлет-Гирея было отправлено посольство) и военным образом (на берегу заблаговременно была развернута 35-40-тыс. армия, а сторожевая служба в Поле была подвергнута реорганизации). Однако из-за ошибок государевых воевод вся подготовка пошла насмарку – в решающей битве под стенами Москвы 24 мая 1571 г. русские полки потерпели поражение – пусть и не сокрушительное, но достаточно болезненное. Однако не эта победа стала главным итогом кампании для крымского «царя» – в ходе сражения в русской столице начался пожар, переросший в грандиозную катастрофу, испепелившую город. Хан, пораженный зрелищем огненной бури, отвел свои войска от пылающей Москвы. Похоже, что он не был готов к столь радикальному повороту событий – Девлет-Гирей вел свое воинство просто пограбить государеву украйну, и победа под стенами Москвы над русскими поклами застала его врасплох. И, подобно Ганнибалу после Канн, Девлет-Гирей не стал развивать свой успех, добивать своего врага и вынуждать его на пепелище собственной столицы подписывать капитуляцию. Он или испугался своей победы, или решил не загонять Ивана в угол, отрезая ему всякие пути отступления. Потому хан и приказал отступать к югу, распустив по дороге домой «войну».
Еще на обратном пути в Крым Девлет-Гирей отправил к Ивану IV свое посольство, стремясь выжать из своей победы максимум возможного. Однако Иван Грозный, оправившись от первоначального шока, разыграл перед татарскими послами спектакль, «нарядился в сермягу, бусырь да в шубу боранью и бояря. И послом отказал: “Видишь де меня, в чем я? Так де меня царь зделал! Все де мое царьствовьшленил и казну пожег, дати де мне нечево царю!”.» [Пискаревский летописец, 1978, с. 191-192]. Вместе с тем он, пытаясь выиграть время, выразил готовность уступить хану Астрахань при условии заключения военного союза или, в крайнем случае, совместном посажении ханов на астраханский трон.
Девлет-Гирея такое предложение не удовлетворило – он ожидал большего, и потому начал готовиться к новому походу. В Москве не строили иллюзий относительно намерений крымского «царя» и всю осень, зиму и весну 1571-1572 гг. деятельно готовились к отражению неизбежного вторжения татар. И к лету 1572 г. эта подготовка была завершена – собрана тридцатитысячная рать во главе с опытным военачальником князем М.И. Воротынским, важнейшие броды на Оке были надежно перекрыты и укреплены, собраны необходимые запасы снаряжения, провианта и фуража, исправлены и приведены в готовность укрепления «укра-инных» городов, а в Поле высланы сторожи. Осталось только дождаться выступления хана.
И Девлет-Гирей не стал медлить. На этот раз он не стал хитрить, а в «силе тяжце», насчитывавшей 40-50 тыс. чел., с пехотой и артиллерией, двинулся по Муравскому шляху прямо на Москву. В субботу 26 июля 1572 г. авангарды крымской армии вышли к Оке в районе Серпухова и с ходу уперлись в русские укрепления по левому берегу реки. Два дня русские сдерживали попытки татарского войска переправиться через реку, а 28 июля, когда неприятелю все же удалось в двух местах форсировать Оку, Воротынский отдал приказ отступать к северу, на заранее намеченные позиции у села Молоди. Здесь и состоялось многодневное генеральное сражение, которое, собственно, и подвело итог длительному русско-крымскому противостоянию [См.: Пенской, 2012 (1), с. 127-236]. Не сумев сломить сопротивление русских войск, хан был вынужден бесславно вернуться в Крым.
События лета 1572 г. фактически положили конец не только «войне двух царей», которая началась два десятка лет назад. Здесь, на ближних подступах к Москве, рухнули надежды крымской правящей элиты вернуть себе доминирующее положение в Восточной Европе и воссоздать ордынскую империю. Стоит обратить внимание в этой связи, что злейшие и непримиримейшие враги Ивана Грозного король Речи Посполитой Стефан Баторий и коронный канцлер и гетман Ян Замойский на пике своих военных успехов во время Московской войны 1578-1582 гг., имея дело с ослабленной многолетней войной Россией, так и не смогли создать реальную угрозу непосредственно Москве.Девлет-Гирею это удалось дважды, и можно только догадываться, как бы развивались события в том случае, если при Молодях хану удалось бы одержать еще одну победу.
Но этого не случилось. И хотя Крымское ханство еще долго будет представлять серьезную опасность, с которой Москве приходилось считаться (а в 1591 г. сын Девлет-Гирея Гази-Гирей II попытался было пойти по стопам отца, но был разбит под стенами Москвы и бежал в Крым [См.: Пенской, 2010, с. 16-29]), пик его могущества остался позади. И то, что Крым, в отличие от Казани или Астрахани, продержался после Молодинской кампании еще почти два столетия, отнюдь не его заслуга, а, скорее, русской Смуты и Речи Посполитой вместе со Швецией, вмешавшихся в нее и вынудивших в итоге Москву надолго отказаться от экспансии в южном направлении.
1. Виноградов А.В. 2006. Род Сулеша во внешней политике Крымского ханства второй половины XVI в. В кн.: Тюркологический сборник 2005: тюркские народы России и Великой степи. М., Восточная литература. 26-73.
2. Виноградов А.В. 2007. Русско-крымские отношения 50-е – вторая половина 70-х годов XVI века. Ч. II. М., ИРИ РАН. 342.
3. Герберштейн С. 2008. Записки о Московии. М., Памятники исторической мысли. Т. I. 776.
4. Документы по истории Волго-Уральского региона XVI – XIX веков из древлехранилищ Турции. 2008. Казань, Гасыр. 464.
5. Загоровский В.П. 1991. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI веке. Воронеж, изд-во Воронежского университета. 272.
6. Зайцев И.А. 2006. Астраханское ханство. М., Восточная литература. 303.
7. История внешней политики России. Конец XV – XVII век. (От свержения ордынского ига до Северной войны). 1999. М., Международные отношения. 448.
8. Кром М.М. 2010. «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30 – 40-х годов XVI в века. М., Новое литературное обозрение. 888.
9. Кром М.М. 2008. Стародубская война (1534-1537). Из истории русско-литовских отношений. М., Рубежи XXI. 140.
10. Курбский А.М. 1913. История о великом князе Московском. СПб., издание Императорской Археографической Коммиссии. 194.
11. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымом, Нагаями и Турциею. Т. II. 1508-1521 гг. 1895. В кн.: Сборник Императорского Русского Исторического общества. Т. 95. СПб., тов. «Печатня С.И. Яковлева».788.
12. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством. Ч. 2 (1533-1560)/ 1887/ В кн.: Сборник Императорского Русского Исторического общества. Т. 59. СПб., тип. Ф, Елеонского и К. 692.
13. Пенской В.В. 2012 (1). Иван Грозный и Девлет-Гирей. М., Вече. 320.
14. Пенской В.В. 2010. Последний бой: нашествие крымского хана Гази-Гирея II на Москву в 1591 г. История в подробностях. 5 (ноябрь). 16-29.
15. Пенской В.В. 2012 (2). Сражение при Молодях 28 июля 3 августа 1572 г. // История военного дела: исследования и источники. Т. II. 127-236. Электронное издание. Режим доступа: http://www.milhist.info/2012/08/23/penskoy_1
18. Пенской В.В., Пенская Т.М. 2015. «Исланова стравка» // Золотоордынская цивилизация. 8. 345-356.
19. Пенской В.В., Пенская Т.М. 2016. Набег Ислам-Гирея и Сафа-Гирея на «берег» летом 1533 г. Золотоордынское обозрение. Т. 4. 3. 552-569.
20. Пенской В.В., Пенская Т.М. 2013. «Яз деи деда своего и прадеда ныне зделал лутчи…»: поход Девлет-Гирея I и сожжение Москвы в мае 1571 г. История военного дела: исследования и источники. Т. IV. 183-226.
21. Патриаршая или Никоновская летопись. 2000. Полное собрание русских летописей. Т. XIII. М., Языки русской культуры. 544.
22. Пискаревский летописец. 1978. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., Наука. 31-220.
23. Послания Ивана Грозного. 2005. СПб., Наука. 715.
24. Садиков П.А. 1947.Поход татар и турок на Астрахань в 1569 г. Исторические записки. Вып. 22. – 153.
25. Сильвестр. 1874. Послание к царю Ивану Васильевичу. Чтения общества изучения древних рукописей. Кн. 1. М. I. Изследования. С. 69-87.
26. Соловьев С.М. 1989. История России с древнейших времен. Т. 5. В кн.: Соловьев С.М. Сочинения в восемнадцати книгах. Кн. III. М., Мысль. 783.
27. Филюшкин А.И. 2000. Грамоты новгородского архиепископа Феодосия, посвященные «Казанскому взятию». В кн.: Герменевтика русской литературы. Сб. 10. М., ИМЛИ РАН, «Наследие». 327-346.
28. Филюшкин А.И. 2015. Закат северных крестоносцев: «Война коадъюторов» и борьба за Прибалтику в 1550-е годы. М., Фонд «Русские витязи». 72.
29. Филюшкин А.И. 2008. Проекты русско-крымского военного союза в годы Ливонской войны/ В кн.: «В кратких словесах многой разум замыкающее.». Труды кафедры истории России с древнейших времен до ХХ века. Т. II. СПб., Изд-во СПбГУ. 316-337.
31. Флоря Б.Н. 2001. Две грамоты хана Сахиб-Гирея. В кн.: Славяне и их соседи. Вып. 10. М.: Наука. С. 238-239.
32. Хорошкевич А.Л. 2001. Русь и Крым: от союза к противостоянию. Конец XV – начало XVI вв. М., Эдиториал УРСС. 336.