отношение к религии социализм
Отношение к религии социализм
Сейчас много говорят о «христианском социализме». Хотелось бы знать мнение Русской Православной Церкви по этому вопросу?
Отвечает иеромонах Иов (Гумеров):
Христианство является Богооткровенной религией спасения в Царстве Небесном. «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18: 36), – сказал Господь Пилату. Социализм (фр. socialisme; от лат. socialis – общественный) представляет собой идеологию, которая ставит целью достижение на земле идеального общества, основанного на справедливости и равенстве. Священномученик Иоанн Восторгов точно заметил: «Трудно представить себе такое, можно сказать, противоестественное сочетание понятий, какое мы видим в ныне распространенном термине “христианский социализм”: по самому существу, по природе своей они взаимно исключают друг друга. Термин этот, столь двусмысленный и неудобный, представляющий в себе наглядное contraditio in adjecto, естественно, способен оттолкнуть и устрашить как истинно-верующего христианина, так и правоверного социалиста нашего времени. Неудачный термин – пережиток старого времени. Возник он гораздо ранее того времени, когда новейший социализм в обработке Маркса, Моста, Бебеля, Энгельса, Лафарга и других еще не явил себя как откровенно атеистическое и материалистическое учение» (Иоанн Восторгов, протоиерей. Полн. собр. соч. Т. 5. М., 1913. С. 156–157).
Когда пытаются сблизить христианство и социализм, то обнаруживают совершенное непонимание сущности учения Спасителя. Источником зла является не богатство, не высокое положение в обществе, а порочное устроение души. Во все времена были люди богатые и знатные, которые жили праведно и делали добро. Святая Библия и история дает много примеров: патриарх Авраам, царь Давид, святой Иосиф Аримафейский, святой Филарет Милостивый (VIII в.) и многие другие. А среди бедных и простых людей много озлобленных и ведущих греховную жизнь.
Хотя проекты создания идеального общества, основанного на гармонии интересов всех людей, выдвигались в разные эпохи («Государство» Платона, «Новая Атлантида» Ф. Бэкона, «Утопия» Т. Мора, «Город солнца» Т. Кампанеллы, «Базилиада, или Кораблекрушение у плавучих островов Э.-Г. Морелли, «О законодательстве, или Принципы законов» Г.-Б. Мабли), социализм как идеология сформировался в первой половине XIX века. Сам термин «социализм» впервые появился в 1834 году в статье Пьера Леру (1797–1871). Этот политический писатель считал, что история проходит три стадии прогресса: освобождение от семейного рабства, от рабства государству и от тирании собственности. У него не было и тени догадки, что через 100 лет введение социализма (о котором он писал в «Revue Encyclopédique») на практике станет самым жестоким экспериментом в истории, стоившим более сотни миллионов жизней людей в России, Китае, Албании и других странах.
Основатели «христианского социализма» – аббат Ф.-Р. де Ламенне (1782–1854) и два англиканских священника: Ф.-Д. Морис (1805–1882) и Ч. Кингсли (1819–1875). Они проповедовали модернизированное, искаженное христианство. Так, Ф.-Р. де Ламенне, в противоречии со святой Библией, писал, что познание добра и зла было не грехом, а первым шагом человека на пути прогресса. Он утверждал, что причина нравственного зла лежит в борьбе между законом единства всего человечества и индивидуалистическими стремлениями каждого человека.
Все представители этого течения были людьми активными, но главным источником их пафоса были не небесные, а социальные ценности – они составляли главный нерв их мировоззрения. Христианство являлось для них средством, а цели были вполне мирские.
За долгую историю новозаветной религии предлагалось много подделок ее и подмен. Одни были грубые, другие – более тонкие. «Христианский социализм» является опасной подменой христианства – учения о Царстве Небесном – земной социальной утопией.
Христианская церковь и современный социализм
Содержание
Глава I. Высота христианского учения и произведенный им переворот в жизни человечества
Почти девятнадцать веков тому назад на восточной окраине колоссальной Римской империи, в период наибольшего расцвета ее материальных и духовных сил, когда Римская культура совершала свое победное шествие по лицу земли, когда классическая литература праздновала свой золотой век, а язычество под напором философской мысли допевало свою лебединую песнь в великолепном Пантеоне – в Галилейской провинции, там, где ныне Дамасский пашалык, раздалась дивная проповедь Евангелия Царства Божьего. Благовестник – Иисус Назорей пламенно желал, чтобы Его Евангелие сделалось совестью всех народов, чтобы оно пропитало своим духом все стихии земной жизни человека. В нем Он открывал миру новый небесный идеал, которым должна была святиться вся земля. Последняя являлась не конечным пунктом жизни человека, не пределом его мысли и стремлений, а только этапом по дороге его в вечное и «лучшее отечество» – небо. Отсюда открывалась зависимость земли от неба, отсюда и на земле водворялась воля Отца Небесного, отсюда исходит вечный завет людям: «будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный». Прогресс объявлялся новый, дотоле миру неведомый: прогресс не внешний, материальный, и не количественный, а качественный, внутренний, к которому земные блага – только приложение или надстройка.
И действительно, новое учение силой своей огненной любви вскоре переплавило греко-римский мир. Оно обновило и преобразовало все стороны человеческой жизни. Произошел переворот в мире идей: государственных, политических, правовых, моральных, общественных, семейных и индивидуальных. Научно-философская мысль, мир творчества и особенно художественного: литература, живопись, скульптура, архитектура, музыка, театральное искусство – переродились. И чем сильнее сказывалось влияние христианства в какой-либо области человеческой мысли и жизни, тем продуктивнее человек мыслил и благороднее жил.
Причина такого успеха новой религии скрывалась в том, что последняя не связывала себя ни с чем внешним, изменчивым, случайным, а только с неизменяемым во внутреннем человеке. Не регулируя конкретных социально-политических законопроектов, не касаясь форм социальной и экономической жизни людей, христианство пеклось только о том, чтобы всюду царила божественная любовь, чтобы все, в том числе и хозяйственные отношения между людьми, запечатлены были духом деятельной любви к человеку. Только в таком случае оно и могло объявить себя всемирной религией.
И перед величием христианского идеала склонилось всепоглощающее могущество античного государства. Сила последнего была подорвана появлением и развитием новой формы общения людей, не только независимой от государства, но и указавшей ему границы его властвования над людьми. Я разумею Церковь Христову. Дотоле государство было высшим идеалом общежития, выражением высшей истины. Оно само в себе имело цель, само для себя существовало, само являлось олицетворенным божеством, в жертву которому приносилось все. Но христианство открыло человеку и человечеству высшее призвание вне государства и высший идеал вселенского единства в Церкви. Оно ограничило значение государства значением «царства от мира», указало предел кесарю, поставило над ним Бога и провозгласило то высшее, божественное начало, которому подчинена личная совесть и правящих, и управляемых, а, следовательно, подчинено нравственно и государство, и иной всякий вид человеческого общежития. Этим христианство спасло саму идею государства, открыв ему истинный смысл и цель его существования – служение Царству Божему на земле. Государство получило живую душу. В нем власть из исключительной обладательницы всех прав превращалась, главным образом, в носительницу всех обязанностей христианского общества по отношению к Царству Божьему на земле. Носитель власти – Божий слуга. Так христианство изменило идею государства и олицетворяемой им власти.
В политической жизни оглашенных Евангелием народов все более и более отходит в область темного предания языческая идея «всемирного завоевания», уступая место другой – истинно христианской идее «всемирного мира», воспетой в ангельской песне: «слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение».
Право, быв воплощением идеи правды и справедливости, с которыми неразрывна идея возмездия, сочеталось в христианском обществе с милостью, которая стала выше суда. Неведомый древнему миру «внутренний человек» предстал в христианских судах в своей наготе. И, при оценке преступлений, заговорили в них не столько о голом факте преступления, сколько о личности преступника, о внутренних мотивах преступления.
Христианская мораль, покоящаяся на смиренной любви, возвестившая миру великие идеи: свободы, равенства и братства, призывающая людей дать покой трудящимся и обремененным, накормить голодных, напоить жаждущих и одеть нагих, перевязать нравственные и физические раны человека – постепенно проникает в жизнь людей, вытесняя оттуда царство холодного эгоизма. Под влиянием именно христианства – этой «религии человеческого страдания» – пало в христианских странах рабство, усилились заботы о трудящихся и немощных, развилась благотворительность и сильно растет сознание единства и равенства всех перед Богом, отчего жизнь человека постепенно теряет значение чисто торговой ценности вещи, за которую другие покупают себе блага жизни.
Проникнув в семейный очаг, христианство там в основу взаимных отношений между членами семьи положило любовь, которая сделала совестным повиновение младших старшим и желательным первенство последних.
Если теперь мы взглянем на все творчество человеческого воображения в христианских странах, то ясно увидим, что оно также живет душой христианства, которую воплощает в большей или меньшей степени.
Так христианство своим духом обвеяло всю землю, вложило свое дыхание во все отрасли нашей культуры и цивилизации. И этого оспаривать нельзя, даже при беглом взгляде на историческую жизнь западных народов, которая ярко запечатлена и пропитана мировоззрением католической и протестантской церквей. И у нас, в России, православно-христианская вера всегда была не только чисто религиозным, но и общественно-6ытовым началом. Она пропитала собой все историческое существование русского народа – так, что без разумения духовно-исторического элемента России невозможно ясное разумение самой России и ее, по-видимому, чисто внешних, даже политических обстоятельств. Проникая же в семейный, общественный и государственный быт русского человека, православная Церковь старалась вложить в него свою душу, свой идеал.
Глава II. Появление и рост нового мировоззрения под именем научного социализма. – Столкновение его с христианством. – Отношение к научному социализму католической и протестантской церквей
Мы видели, что христианство не ограничилось религиозно- метафизической областью, а выступило в человеческой истории как религиозно-социальное мировоззрение.
Понятно, что при таких задачах и стремлениях экономического социализма, он и в теории своей, и в практике невольно должен встретиться с другой величайшей силой, преобразующей мир и человека, – с христианской церковью и содержимой ей верой во Христа. Эта встреча может быть или встречей друзей, соработников на общей ниве, или же врагов и врагов непримиримых. Безразличными друг к другу они не могут быть, потому что стремятся к одной цели – преобразовать мир и действовать на одном поле – земле.
Там, где научный социализм зародился и давно проявил себя в жизни, – на Западе Европы, – христианство, в лице католической и протестантской церкви, уже с достаточной ясностью определило свое к нему отношение. Везде католическое духовенство в целом ведет беспощадную борьбу с социализмом, громит социалистов как злейших врагов семьи, собственности и религии. В папских энцикликах Пия IX, Льва XIII и Пия X социализм называется «смертоносной заразой», и в руководство духовенству и чадам церкви дается положительная и отрицательная критика социалистических принципов. «В чем заключается долг католиков по отношению к социализму? – писал в 1898 году монсеньер Рютген, после епископ Люттихский. – Они должны бороться с ним во всех его видах, с тем большей энергией, что этот враг подрывает самые основы всякого цивилизованного общества». С той же целью борьбы с социализмом Виленский римско-католический епископ барон Э. Рооп недавно устраивал для католического духовенства и мирян в Вильне временные курсы, на которых лучшими научными силами и практическими деятелями церкви подробно освещались социальные вопросы с точки зрения католического вероучения. Оппозиция протестантства социализму также неоспорима. В «Записке центрального комитета для внутренней миссии немецкой евангелической церкви» социализм признается «крайним следствием материалистического направления» и, конечно, потому враждебным христианской церкви, с которым ей необходимо вести серьезную и разностороннюю борьбу. Придворный проповедник в Берлине, Адольф Штекер, называл социал-демократию «новым мировоззрением», которое «отрывает людей от христианства, от нравственных оснований нашей жизни и ведет их по тому пути, который может привести и ведет только в пропасть».
Такое отношение двух названных христианских церквей к научному социализму вытекает из разницы самих принципов, на которых покоятся эти церкви и социализм. Внешние, случайные обстоятельства, как, например, то или другое положение церкви в государстве, только усиливало или несколько смягчало принципиальную вражду двух противоположных мировоззрений – церковного и социального.
Глава III. Сущность учения научного, или экономического, социализма
Но перейдем к рассмотрению сущности учения экономического социализма. Это для нас необходимо, потому что и у нас он увлекает народные массы, и с ним нам, деятелям православной церкви, придется и уже приходится сильно сталкиваться и считаться. Главным образом мы постараемся выяснить отношение социализма к религии и вообще, и, в частности, к христианству. Экономической догмы его и воззрений мы коснемся только в месте соприкосновения их с религией, где они обусловливают собой последнюю.
В ответ на сочинение Прудона «Философия нищеты» Маркс написал «Нищету философии», и в ней находится то знаменитое место, которое постоянно повторяется в его трудах как лейтмотив, как основа всего его мировоззрения. «Общественные отношения, – писал он, – находятся в теснейшей зависимости от производительных сил. Приобретая новые производительные силы, люди изменяют свой способ производства, а изменяя способ производства, способ приобретения средств к существованию, они изменяют все свои общественные отношения. Те же люди, которые устанавливают общественные отношения в соответствии со своей материальной производительностью, вырабатывают также принципы, идеи и категории в соответствии со своими общественными отношениями. Следовательно, эти идеи, эти категории столь же мало вечны, как и те отношения, которые они выражают. Это исторические и преходящие продукты». Как видим, догма научного социализма – чисто экономическая. Она признает господство материальных потребностей над всей духовной жизнью человечества, зависимость последней от экономики. В этом основная мысль и марксовского «Капитала», в котором, между прочим, читаем: «религиозный мир есть лишь отражение мира реального». У Маркса все вверх дном: «образ жизни определяет совесть человека», а не наоборот: не совесть человека определяет его образ жизни. В принципах морали, права, религии и т. д. он видит не «вечные истины», а «исторические категории», превращения которых зависят от изменений в экономическом строе. «Вся история человеческой жизни, – пишет Ф. Энгельс, второй столп научного социализма, – была историей борьбы классов. Это борющиеся общественные классы являются, в каждый данный момент, результатом отношений производства и обмена, короче – экономических отношений своего времени. Экономический строй общества каждой данной эпохи представляет собой ту реальную почву, свойствами которой объясняется, в последнем счете, вся надстройка, образуемая совокупностью правовых и политических учреждений, равно как религиозных, философских и прочих воззрений каждого данного исторического народа». Словом, по взгляду основателей научного социализма, всякого рода идеи – продукты экономического строя жизни, а отнюдь не агенты последней. Экономические условия – производство и обмен – создают жизнь политическую, социальную, моральную, правовую, художественную и даже религиозную. Богатейший в мире цветник учреждений, нравов, идей и идеалов – все это только случайное следствие, или «надстройка», существующей «экономики», «исторические и преходящие продукты». Большей нелепости, кажется, нельзя сочинить. Известный английский ученый и выдающийся общественно-политический деятель Вильям Лекки в своей книге «Демократия и свобода» справедливо замечает: «настанет день, когда одним из удивительнейших памятников людского безумия будет считаться факт, что подобное учение могло быть признаваемо передовым и прогрессивным». Немецкий профессор Карл Диль выражает удивление, как это учение находит еще последователей.
А между тем научный социализм создал мощную социал-демократическую партию, которая стала проводить в жизнь его положения. Признавая, что все в человеческой жизни обусловлено состоянием «экономики» или производства и обмена продуктов, социал-демократия ищет средства к устранению в жизни социального зла не в головах людей, не в более или менее ясном понимании и осуществлении ими вечной истины и справедливости, словом, не в мире идей и их реализации, а в экономике данной эпохи. По ее мнению, современный общественный строй и вся вообще культурная жизнь человека сложились на почве борьбы капитала с трудом или буржуазии с пролетарием. Все в жизни, в том числе и религия, приспособлено к поддержке капитала и к угнетению трудящихся. Решить проблему народной нищеты можно только упразднением капитала, а этого можно достигнуть только через уничтожение его опор и обобществление средств производства продуктов. С этою целью необходимо сплотить пролетариат, сделать его нерелигиозным и при его помощи захватить в свои руки государственную власть. С победой над капиталом государство и сам пролетариат исчезнут, потому что не будет экономического неравенства – не будет и различия сословий; если же, далее, не будете различия сословий – не будет и классовой борьбы, никому не нужна будет поддержка в борьбе; следовательно, не нужно будет и государство. На его развалинах появится «общечеловеческий социальный союз» с управительным в нем органом – «рабочим ведомством». В этом «союзе» не будете социального зла. «Рабочее ведомство» будет распределять между всеми по своему усмотрению работы. Производство труда будет делиться между членами союза, и так как оно будет только для удовлетворения потребностей человека, то капитал исчезнет, исчезнут торговые крахи, потому что и самой торговли не будет. Будет только обмен жизненных потребностей. Мерилом для обмена будут не деньги, а время, затраченное на производство. В «социальном союзе» не будет различия прилежных, ленивых, умных и глупых. Все нормальные люди рождаются с одинаковым умом и с одинаковыми способностями. Нелепое воспитание порождает различия. Союз будет развивать природный ум и способности членов. Кто выделится дарованием, тот за плод своего дарования не получает ничего, так как это дарование не составляет его личной заслуги. Всякая работа одинаково ценна. Брачный союз свободен от ограничений. Для религии в «союзе» не будет места. С целью привлечения простого народа социальный рай рисуется у социал-демократов еще заманчивее. Так, в нем человек будет работать только от 16-ти до 28-ми лет. Затем он может зажить в полной праздности, получая потребное для жизни от «союза».
Таков компендий научного, или экономического, социализма.
По если принцип научного социализма является нелепостью, то проектированный им рай на земле относится просто к «утопиям», которыми богата мысль человечества и которыми дарит нас и наше сектантство в роде иеговизма. Средства же, которыми социалисты стараются насадить свой рай, говорят сами за себя, чтобы на них еще останавливаться.
Мы не ставим здесь своей целью подробно разбирать черты пресловутого социального «рая»; да вряд ли это и надобно при слишком явной его фантастичности. Свое внимание мы остановим на факте изгнания из социального рая религии.
Глава IV. Взгляд научного социализма на религию вообще и на христианство в частности. – Критика этого взгляда
Как социалисты решают религиозную проблему, и как они в жизни относятся к религиозным общинам или церквам? Подробное выяснение этого вопроса весьма важно, потому что решением его должно быть обусловлено, по нашему глубокому убеждению, отношение православной Церкви к социал-демократии и к лежащей в ее основе научной теории.
Уже из основного принципа научного социализма – материалистического понимания им истории и, следовательно, зависимости всей духовной жизни человека от экономического строя, от состояния производства и обмена продуктов, видно, что религия является у него случайной «надстройкой» к жизненной экономике, «историческим и преходящим продуктом» последней. Религиозные принципы – не «вечные истины», а «исторические категории», превращения которых зависят от изменения хозяйственных отношений между людьми. Не идеи, не принципы регулируют человеческую жизнь, а течение жизни создает идеи, принципы. «Религиозный мир, – читаем в «Капитале» Маркса, – есть лишь отражение мира реального. Религиозное отражение реального мира может вообще исчезнуть лишь тогда, когда условия практической будничной жизни людей будут каждодневно представлять им вполне ясные и разумные отношения человека к человеку и к природе». Это сулит людям социальный строй. По выражению Энгельса, религия есть не что иное, как «фактическое отражение в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над нами изо дня в день, отражение, в котором земные силы принимают форму и надземных». «Великие общественные преобразования, – говорит Панекок, – постоянно знаменующие собой появление новых способов производства, сопровождаются возникновением новых религий, при этом носителями различных религиозных воззрений являются различные классы общества, борющиеся между собой за власть». Представитель германской социал-демократии Бебель в своем известном ответе на письмо священника Гогофа также признает религию созданием человека, плодом материальных условий жизни последнего.
Понятно теперь, почему в «общечеловеческом социальном союзе», где отношения людей друг к другу и к природе рисуются нормальными, где якобы не будет борьбы классов, не будет и стремления к господству над массами и к порабощению пролетариата капиталом – нет места для религии. Ведь последняя, по учению социалистов, является только продуктом перечисленных зол, их мистическим отражением. «Когда общество, – говорит Энгельс, – овладеет и планомерно будет пользоваться всеми средствами производства и этим путем освободит себя и всех своих членов от порабощения, в котором оно в настоящее время находится, благодаря им самим произведенным, но в то же время стоящим против него в виде враждебной ему, чуждой силы, средствам производства, когда человек будет не только думать, но и направлять, тогда только исчезнет последняя чуждая ему сила (разумеется, сверхъестественная), которая теперь еще находит свое отражение в религии, а затем исчезнет и само религиозное стремление по той простой причине, что больше нечего будет отражать». Итак, в «общечеловеческом социальном союзе» для религии нет места.
Взгляд на происхождение вообще религии социалисты переносят и на христианство. По Энгельсу, возникновение мировой религии, христианства, также объясняется экономическим обстоятельством. Когда все старые народности исчезли в мировой Римской империи, то такая же участь постигла и их национальных богов – они также исчезли. Для мировой империи нужна была и мировая религия. Благодаря товарному хозяйству люди все более и более вступали в сношения друг с другом, и таким образом христианство возникло как культ абстрактного человека. Христианство, говорит Панекок, возникло на обломках античного рабского хозяйства, этого базиса римской и греческой культур. Последним и решительным основанием его возникновения был, по Петерсу, общепринятый в то время в Римском государстве способ производства работ через рабов и находившееся в тесной связи с этим сильное размножение пролетариата, обострение социальных противоположностей (господа и рабы), исчезновение средних слоев населения. Для общества товаропроизводителей, читаем в «Капитале» Маркса, общественное производственное отношение которых заключается в том, что они относятся к своим продуктам как к товарам, т.е. как к ценностям, и в этой вещной форме относят одну к другой свои частные работы как одинаковый человеческий труд – для такого общества христианство с его культом абстрактного человека, особенно христианство в его буржуазной форме – протестантизме, деизме и т. д. представляет самую подходящую религию. Бебель также смотрит на христианство как на «создание человека», как на продукт экономических условий.
При таком трогательно-наивном понимании христианства, приноровленном к оправданию на веру принятой социализмом экономической догмы, неудивительно, что даже столпы научного социализма сами нередко рушили свои же принципы. Так, Энгельс дал такое объяснение происхождению кальвинизма, по которому он должен был стать религией высокоразвитых промышленных народов. Между тем, в жизни кальвинизм привился только у отдельных народов и притом отнюдь не в «капиталистических» сферах. Каутский идею христианской благотворительности добровольной и связанной с самоотречением отождествляет с благотворительностью древнеримских императоров, вынужденной страхом пред криком народных масс: «panem et circenses». Он же не стесняется попирать историческую правду, когда, в угоду излюбленной теории, объясняет христианскую идею равенства нуждою Каракаллы в деньгах. Последний-де, чтобы получить деньги, уравнял своих подданных в правах гражданства. Так не стало ни эллина, ни римлянина, ни свободного, ни несвободного. Но кому не известно, что Каракалла жил в III веке по Р. Х., а христианское равенство открыто миру в первой половине I века?! Да, сверх того, между равенством Каракаллы и христианским лежит непроходимая бездна. Еще более бесцеремонен с историей Бебель, когда в своем отрицании божественности христианства переместил происхождение христианских догматов на целые столетия вперед. Так, у него идея божества Христа установилась только в IV веке! Тогда же якобы было введено Св. Крещение, а Причащение и того позже.
Но, очевидно, столпы современного социализма ясно сознавали свое бессилие объяснить происхождение христианства из экономики того времени, почему они и сочли за лучшее заподозрить само существование в истории личности Иисуса Христа (Каутский и Бебель). Конечно, с такими приемами борьбы излишне считаться, хотя они и практикуются корифеями социал-демократии.
Из взгляда на религию вообще и, в частности, на христианство, вытекает у социал-демократов отрицание Бога как внемирного и личного существа, творца и промыслителя мира. «Ни Бога, ни господина!» – утверждает лозунг социалистов Бланки. «Уничтожьте понятие о Едином Божестве», – взывает Дитцген. Бог – это «древний тиран», или «устарелый педагог», которого нужно «похерить». Место Бога занимает культурное человеческое общество. Воля народа является волей абсолюта. Вера в Бога противоречит нашей вере в себя. Не Бог создал человека, а человек Бога. Перед свободной мыслью будущего спасует вера в Бога, потому что она есть плод суеверия. Таковы мысли социал-демократов о Боге.
Конечно, наивно было бы искать у современных социалистов связи или зависимости морали от религии. Мораль у них также является продуктом экономики данной эпохи и вместе с нею, в зависимости от нее, изменяется.
Глава V. Отношение научного социализма к религии вообще и к христианству в частности
Не признавая за религией, в частности, за христианством, никакой нравственной ценности, ни общественной важности; более того, видя в них нарочитую «систему для угнетения человечества господствующими классами», средство «порабощения народа» и его «эксплуатации» (Бебель), социал-демократы объявляют всякую религию и, особенно, христианство «враждебными свободе и культуре», а также «тормозом для социального просвещения пролетариата», потому что-де христианство своим учением о человеческом страдании уменьшает силу недовольства пролетариата и энергию народных возмущений. По мнению социалистов, богословы – это «крайне вредные и опасные субъекты». Отсюда у социал-демократов громкий призыв к уничтожению религии и христианства особенно. «Я заявляю, – пишет Бебель, – что я противник не только католичества, но и вообще всякой религии. С точки зрения прогресса человечества упразднение христианства прямо-таки необходимо». Мост в своей речи против Штекера яростно сказал: «социал-демократия не отступит, она пойдет вперед и добьется своей цели. Она знает, что дни христианства сочтены». «Нога ваша, – взывает тот же Мост к рабочим массам, – уже давно не вступала в церковь. Но этого недостаточно. Скажите прямо, что вы отрекаетесь от Церкви. Соберитесь под знаменем науки, которая отвергает всякие суеверия». «Необходимо, – писал известный социалист Луи Блан, – чтобы власть получила узаконяющую ее санкцию со стороны свободно выраженной воли всех граждан или же рассматривалась как воля Господа Бога. Выбирайте одно из двух: народ или папу!» Дитцген зовет заменить христианство верой в «антирелигиозную социал-демократию». По свидетельству проф. Леруа Болье, социалисты, называя религию «старой песней» звуков, которую не должны слушать мужественные умы, не поколеблются перед тем, чтобы заставить ее замолчать, чтобы изгнать ее или завязать ей рот. Они силятся заглушить христианские песни любви и милосердия своими песнями войны и криками ненависти, зовущими на бой для завоевания власти и захвата богатства.
И действительно. Присматриваясь к отношению социал-демократии в практической жизни к христианским церквам, мы видим, что проповедь об уничтожении и повсюдном изгнании христианства деятельно и с большим искусством ей осуществляется.
Принципиальные противники всякой религии, громко призывавшие людей к уничтожению всякой веры и, особенно, христианства, социал-демократы, однако, осторожно проводят в жизнь свою антирелигиозную программу. Зная, что все их могущество в пролетариате и что народные массы наиболее религиозны, они искусно вытравляют из народных сердец религиозное чувство и преданность заветам церкви. Здесь у них образовалась целая тактика, не только двойственная, но и многообразная. С одной стороны, они стараются внушить народным массам мысль, что христианская церковь без различия исповеданий «стоит на стороне врагов народа – капиталистов» («несгораемый ящик и алтарь в союзе»), что она является «орудием классового господства» и «слугой государства» – этого создания и опоры господствующих классов (Бебель); с другой – заявляют, что религия – это дело каждого человека в отдельности, что в религиозной области они не стесняют свободы человека и держат по отношению к религии и Церкви «нейтралитет»; с третьей – свидетельствуют, что «уважают всякое религиозное убеждение» и даже признают «совпадение христианского учения с социал-демократическими целями» (Каутский). Такой точно политики, а проще сказать – лукавства, социал- демократы держатся и по отношению к государству. С целью использовать его силу для своих целей, так называемый государственный социализм не только объявляет нейтралитет по отношению к государственной власти, но и нередко берет ее под свою защиту, когда она склоняется в сторону его теории и тем содействует ему в уничтожении государства. На такой почве Лассаль пытался сблизиться с Бисмарком.
Но как ни искусны социал-демократические «ловцы человеков», однако, они часто сами запутываются в раскинутых ими для «пролетариев» сетях и сами сдергивают с себя пелену. Так, один из лучших теоретиков германской социал-демократии Карл Каутский, заявив в целях уловления пролетариев в сети социал-демократии, что последняя «уважает всякое религиозное убеждение» и держит «нейтралитет по отношению к Церкви» (уже здесь противоречие), что «христианское учение совпадает с социал-демократическими целями», в то же время советует добиваться уничтожения привилегий Церкви в государстве: привилегий клира, школьной, материальной, церковных союзов и т. п. Более того, он же начертывает целую программу социал-демократической церковной политики, благодаря которой социал-демократия скорее достигнет своей цели – это «лишить церковь ее влияния на население». «Противопоставьте, – пишет он, – церковной культуре более высшую культуру современного знания, церковной милостыне – обращение капиталистических богатств на пользу всего общества, агитации с церковной кафедры и на исповеди – пропаганду социализма при свободном состязании». В то же время он советует ввести особые государственные «педагогические требования», благодаря которым конгрегации и вообще Церковь сама откажется от содержания школ. Все это у него сводится к уничтожению влияния Церкви на народ, к упразднению самой Церкви. И это называется на языке Каутского «нейтралитетом» социал-демократии по отношению к Церкви, более того: «совпадением христианского учения с социал-демократическими целями»?! Понятно теперь, почему социал-демократия во Франции изгоняет конгрегации, в школах которых обучалось до двух миллионов детей, и конфискует их имущество; в Германии же стоит за свободу церковных союзов и голосует за возвращение иезуитов, а в Италии в палате депутатов 29 февраля 1904 г. социалист Аннибал Винья упрекал министра внутренних дел за назначение иезуита о. Эрле на должность в Туринской национальной библиотеке и требовал неуклонного соблюдения закона 25 августа 1848 года, изгнавшего иезуитов с Итальянской территории. В Германии, где сильная государственная власть, социализму невыгодно сразу бороться на два фронта – против государства и Церкви; но в Италии и, особенно, во Франции иное дело – там можно и не церемониться с Церковью. Какой же теперь свободы религиозной совести можно ожидать в «общечеловеческом социальном союзе», где социал-демократическое «рабочее ведомство» будет всесильно?! Справедливо даже поклонники названного «союза» заявляют, что его «нейтралитет» к религии, или религиозный «индифферентизм», есть самая опасная форма враждебности к религии.
Но продолжим нашу речь о церковной политике социал-демократии. Выдающийся германский социал-демократ Либкнехт на съезде в Галле заявил: «моя долгая политическая карьера научила меня тому, что ни оскорбления, ни нападения на религию не смогли поколебать веры ни одного верующего. Мы можем низложить религию, противополагая ей науку. Надо мобилизовать школу против церкви, учителя против священника; твердое и просвещенное воспитание изгоняет религию. Борьба же выгодна противникам, и те из нас, кто сражается с религией, впадают в ту же ошибку, как и Прусское государство, которое борется с католическою церковью и тем усиливает ее». Начертывая другой путь борьбы с церковью, чем путь насилия над ней, Либкнехт далее советует в целях успеха этой борьбы применять еще два способа: это пропаганду примером и пропаганду обучением. Первая заключается в том, чтобы все, кто не верует, своим внешним примером постоянно и ярко это подчеркивали: открыто порвали связь с официальным культом, уклонялись от участия в религиозных церемониях и т. п. Пропаганда же обучением состоит в самом широком распространении важнейших результатов научных исследований, ниспровергающих основные данные веры. Но для успеха последнего рода пропаганды необходимо коренным образом улучшить материальный быт пролетариата, который иначе под тяжестью работы не будет в силах заниматься умственным развитием себя. Здесь ключ ко всем заботам социал-демократии об улучшении быта народных масс. Как видим, пролетариат повсюду только орудие для достижения социал-демократии своих целей.
«Граждане, – гласит резолюция рабочей социалистической партии во Франции от 22 августа 1901 г., – члены партии обязуются ни при каких обстоятельствах не выполнять каких бы то ни было религиозных актов совместно с представителем какого-либо вероисповедния». Здесь уже иной вид борьбы – запрещение публичного отправления религиозных потребностей под маской принципа, что-де религия есть частное дело каждого. Ясно, что в «общечеловеческом социальном союзе» церкви придется отстаивать само право на свое существование как религиозной общины.
В знаменитой последней Эрфуртской программе социал-демократии, во 2-й ее части, где изложены требования, которые должны быть немедленно осуществлены, в п. 6 читаем: «…прежде всего объявление религии частным делом. Отмена всех расходов из общественных средств на церковные и религиозные цели. Церковные и религиозные общины должны быть рассматриваемы как частные союзы, совершенно самостоятельно управляющие своими делами». Итак, «религия есть частное дело» – вот основной теоретический принцип или формула церковной политики социал-демократии.
Он может быть понят нами, да и ей понимается, только при свете социал-демократического существования его в жизни.
Уже из приведенного п. 6-го 2-й части Эрфуртской программы видно, что по формуле «религия – есть частное дело» церковь и вообще всякая религия совершенно чужды социальной общине, которая посему и отменяет все расходы на их цели из общественных средств; что церковь сравнивается с обычными частными союзами, не имея сравнительно с ними никаких привилегий. Но это только начало. Дальнейшее осуществление той же формулы «социальный союз», как мы уже видели отчасти, полагает в целой системе действий, запечатленных яростной и искусной борьбой с церковью и религиями, принципы которых противоречат основам социалистического строя. Почему всякая религия, и, особенно, христианская, открыто объявляется враждебной «социальному союзу» и подлежащей уничтожению? Под коварным знаменем Эрфуртской формулы проводится полное отделение Церкви от государства, или, точнее, полное освобождение государства от церкви, полная секуляризация всех общественных учреждений, уничтожение влияния церкви на государственную, общественную и личную жизнь человека. От церкви отнимается не только государственная и общественная субсидия, но и ее собственное достояние: забираются ее школы, и церковный элемент изгоняется из светских школ; удаляется все церковное из государственных и общественных учреждений и публичных мест; закрывается организованная церковно-общественная благотворительность; изгоняются конгрегации и духовные лица с социальной территории и службы; запечатываются монастыри; преследуются религиозные процессии, ношение особых одежд, обеты бедности и целомудрия и т. д. С целью вытравить веру из сердец народа запрещается членам «социального союза» исполнение религиозных актов совместно с представителем какого-либо вероисповедания, мобилизуется школа против церкви, учитель против священника; ведется деятельная пропаганда безверия примером и обучением в школе и вне ее, посредством митингов, чтением обильной популярной литературы, устраиваются грубо кощунственные религиозные манифестации и покушения. Не брезгуют манить народные массы разными материальными посулами. «Salus populi Suprema lex» – вот чем оправдываются все насилия и вся ложь социал-демократии. Словом, все усилия направлены к тому, чтобы скорее и лучше организовать из разных трудящихся масс антирелигиозный «пролетарский блок» – этот новый «пролетарский», или «социалистический Пантеон».
И все это для захвата власти и материальных благ в мире, якобы для счастья всех! Ценой крови, лжи, потери веры в Бога, ценой потери всего великого и святого в человеке мечтают купить общее благо. Какая утопия. И это называют «прогрессом». Какое заблуждение. И это предлагают на место христианства. Какое падение.
Глава VI. Необходимость самой серьезной борьбы с научным социализмом
Нужна борьба, борьба неотложная и весьма сложная. Недостаточно заявить, что современный социализм противен христианству. Нет! Нам надо броситься в пучину волн социализма, и если не разбить их совершенно, то хотя смирить их ропот настолько, чтобы спасти возможно большее число утопающих и захлебывающихся мутью их.