отношение к лгбт в эстонии
Личный опыт«Как там, не обижают?»: Однополая пара о переезде в Эстонию
Маша и Саша о жизни в Тарту
Интервью: Маша Нестеренко
Маша и Саша переехали в Тарту несколько лет назад. Тогда они ещё не знали, что этот город сыграет такую важную роль в их жизни: Тарту — не только место учёбы, но и место, где они познакомились и полюбили друг друга.
О переезде и смене деятельности
Маша: Всё началось в выпускном классе, когда я углублённо изучала филологию в лицее «Воробьёвы горы». Однажды я поехала на ежегодную конференцию молодых филологов, которую проводит кафедра русской литературы Тартуского университета. Это была моя первая поездка за границу. Мне сразу понравился город: весна, уютные улицы, новые знакомства — всё это произвело на меня сильное впечатление. Я тут же подала документы на программу бакалавриата. Мне сказали, что конкурс будет небольшим, поэтому я почти не волновалась. Так я оказалась в Тарту.
Правда, с момента поступления на программу русской филологии в 2012 году многое изменилось. Я осознала, что выбрала для себя не ту профессию. В юности тебя может очень сильно захватить какое-то дело и ты не осознаёшь, что твои планы на жизнь далеки от реальности. В школе мне очень нравилось литературоведение. Казалось, это чистое волшебство: вот перед тобой текст — и ты чувствуешь себя настоящим магом, извлекая из него недоступные для большинства смыслы. Когда я немного овладела профессией, то оказалось, что всё не так просто. В какой-то момент я впала в депрессию, потому что поняла, что не смогу посвятить этому всю жизнь. Я начала утешаться рисованием и в то же время думала о том, что нужно выбрать более прикладное занятие. Тогда я решила попробовать поступить на «Медиа и искусство рекламы» в Тартуский художественный колледж и прошла туда по конкурсу.
Саша: Я тоже впервые попала в Тарту, приехав на молодёжную конференцию в 2012 году. Я тогда училась на последнем курсе журфака ВШЭ и чувствовала, что хочу перемен. Через год я приехала в Тартуский университет по обмену, что оказалось довольно сложно организовать. Филологические отделения двух вузов дружат, студенты и преподаватели часто ездят на конференции, но мало кто пользовался возможностью поехать по обмену. Мне пришлось пройти через муторные бюрократические процедуры — вплоть до того, что никто в «Вышке» толком и не знал, какие мне нужны документы, и пришлось разбираться с этим самостоятельно. Проучившись полгода, я подала документы в магистратуру на отделение семиотики.
Об учёбе и наследии Лотмана
Саша: Город и учёба мне нравились, но не могу сказать, что жизнь тут же стала безоблачной: магистрантам положена стипендия только в том случае, если ты круглый отличник. Докторанты получают стипендию, равную прожиточному минимуму, а на младших ступенях обучения бывают лишь небольшие финансовые поощрения. Я училась на все А, поэтому каждый месяц получала сто евро, а ещё удалённо подрабатывала редактором. Правда, когда курс евро вырос, несколько сотен ужались в два раза.
Маша: Бакалаврам стипендия тоже не полагается, хотя до 2012 года можно было ежемесячно получать небольшую сумму, если у тебя нет ни одной F. Правда, если ты младше двадцати пяти лет и из семьи с небольшим доходом, то можно претендовать на стипендию от семидесяти до двухсот двадцати евро. Я жила в основном на деньги, которые мне присылали родители, и ещё работала удалённо, например, однажды помогала вносить в базу данных лозунги с митингов. Перевод денег из России в ЕС не такое уж простое дело. Сначала родители пробовали переводить на мой местный счёт. Выглядит это так: ты приходишь в Сбербанк, заполняешь кучу бумаг, платишь внушительную пошлину, сотрудники двадцать раз скажут, что они этим не занимаются, и попробуют отправить в другое отделение. Потом всё стало проще, я завела банковскую карточку: родители переводили мне рубли, а я снимала с неё евро. Комиссия получалась намного меньше.
Саша: Несмотря на финансовые трудности, даже тогда в Тарту жилось как-то легко. С одной стороны, моя жизнь не сильно изменилась, она по-прежнему строилась и строится вокруг университета. «Вышка» дала мне очень мощную гуманитарную базу, так что, оказавшись в новой для себя междисциплинарной области, я чувствовала себя комфортно, в отличие от других сокурсников. Хотя разница между российским и европейским вузами очень сильно ощущается, особенно в первое время. Отношения между преподавателем и студентами совсем иные. В России к тебе, уже взрослому человеку, относятся как к ребёнку, чьи знания надо без конца проверять, считается, что тебя надо увещевать и опекать. В Тартуском университете всё иначе: твой научный руководитель относится к тебе как к коллеге.
Сейчас я уже в докторантуре и занимаюсь образовательными технологиями, в основном в области литературы: изучаю цифровые книги. Этой темой я начала интересоваться ещё в ВШЭ, но на филфаке она вызвала такое недоумение, что это меня отпугнуло. Когда я приехала в Эстонию, оказалось, что у меня есть единомышленники. Мы организовали научную группу, куда входят эстонские и российские студентки семиотического отделения. Руководит нами профессор Пеэтер Тороп, младший коллега Юрия Лотмана. Мы разрабатываем мультимедийные образовательные проекты. Сейчас создаём курс, посвящённый киноадаптациям литературных текстов. В этом году наша исследовательская группа получила университетский грант, и мы стараемся наращивать масштабы.
«Не мы лезем в их постель» Эстонцы долго боролись за легализацию гей-браков. Как им помешала коррупция чиновников?
Новый год начался в Эстонии с огромного скандала. Правительство ушло в отставку из-за того, что некоторых чиновников правящей партии заподозрили в коррупции. По невероятному совпадению случилось это аккурат в тот день, когда парламент собирался принять решение о проведении резонансного референдума по вопросам брака. Эстонцам предстояло проголосовать за или против поправки в статью конституции, которая определяет брак как союз мужчины и женщины: тем самым решался вопрос о статусе однополых браков в стране. Теперь же представители политического истеблишмента заявляют, что коррупционный скандал — это фикция, всего лишь способ саботировать референдум. О том, как непросто утверждается толерантность в эстонском обществе, — в материале «Ленты.ру».
Народ не одобряет
Сорвавшийся в Эстонии референдум об однополых браках — уже не первая попытка властей легализовать подобные союзы в Эстонии. Шаги в этом направлении предпринимались с 2006 года, но процесс шел очень медленно из-за сопротивления консервативных политиков.
Немало копий было сломано вокруг принятого в 2014 году «Закона о сожительстве». Документ позволяет парам, в том числе гомосексуальным, заключать так называемые «гражданские партнерства», чтобы делить имущество и кредитные обязательства, регулировать обязательства по уходу друг за другом, вступать в наследственные отношения, — то есть во многом компенсирует невозможность вступить в брак.
В марте 2016-го в Эстонии зарегистрировали первое усыновление детей однополой парой. Это стало возможным как раз благодаря «Закону о сожительстве», разрешившему подобную практику. Тогда же в стране был проведен социологический опрос, в ходе которого выяснилось, что больше половины жителей Эстонии выступают против того, чтобы гей-парам было дано право регистрировать свои отношения.
Особенно категорично против закона о гей-браках выступила церковь. Архиепископ Эстонской евангелическо-лютеранской церкви Урмас Вийльма напомнил, что гомосексуальные отношения — это грех.
Церковь считает, что брак — это союз мужчины и женщины, который связан Богом. Поэтому люди не вправе это менять, даже большинством голосов в парламенте
Очередной виток борьбы с гомосексуальными браками в Эстонии начался после марта 2019 года, когда в состав правящей коалиции в парламенте пришли радикальные националисты из Консервативной народной партии (EKRE). Они пообещали избирателям, что добьются отмены «Закона о сожительстве». Но коалиция не пошла им навстречу в этом вопросе, и тогда председатель партии Мартин Хельме, тогда еще министр финансов, предложил вынести этот закон на общенародный референдум.
Это решение вызвало бурное возмущение националистов. Отец Мартина Хельме, тогда еще глава МВД Эстонии и основатель EKRE Март Хельме заявил, что президент злоупотребляет властью и чуть ли не нарушает конституционный строй, откладывая утвержденный парламентом закон. «Рийгикогу (парламент) сознательно, умышленно и на основе ценностного подхода не включил в закон статью о применении «Закона о совместном проживании»», — подчеркнул он и назвал всех сторонников однополых браков «фанатическими разрушителями национального государства и нормальной семьи».
«Разрушители нормальной семьи»
EKRE — не единственные противники гей-браков в Эстонии. Им сочувствуют и другие, менее радикальные партии — например, умеренные националисты из «Отечества», в числе которых глава МИД Эстонии Урмас Рейнсалу. Их тоже возмутила позиция Кальюлайд по закону о дипломатической службе.
Это вопрос ценностных установок, который вытекает из долгой истории и традиций института брака. Внесение в конституцию определения брака показало бы, что государство ценит и поддерживает сильный институт семьи и брака
«Из конституции не следует какое-либо требование, чтобы у лиц, заключивших в Эстонии договор о совместном проживании, были все права, какие есть у супругов», — заявил министр. Именно тогда председатель партии Хелир-Валдор Сеэдер впервые предложил внести в основной закон соответствующую поправку, чтобы точно закрепить понятие брака именно как союза женщины и мужчины.
Новый импульс тема получила, когда в октябре прошлого года основатель EKRE, министр внутренних дел Март Хельме совершил недопустимую с точки зрения политкорректности выходку. В беседе с немецким изданием Deutsche Welle Хельме призвал всех геев родной страны уехать в Швецию, где им, дескать, будет комфортнее, а референдум о признании брака союзом мужчины и женщины должен состояться.
Те люди, которые говорят, что нашего референдума не надо, — гетерофобы. Они лезут в постель к гетеросексуалам. Они лезут, а не мы лезем в их постель. Если они могут делать свою гомопропаганду, то мы можем делать и другую пропаганду
Это его высказывание обернулось правительственным кризисом: президент Керсти Кальюлайд и парламентская оппозиция немедленно потребовали отставки нетолерантного министра. Даже некоторые коалиционные партнеры осудили высказывание Хельме. Споры и склоки в коалиции продолжались больше недели — и Март Хельме тогда чуть не одержал победу! Мало того что коалиция устояла и не развалилась, партнеры даже не смогли принудить главу МВД к публичным извинениям. Но покинуть пост ему все же пришлось.
По итогам переговоров главы правящих партий приняли совместное заявление, согласно которому референдум об определении брака как союза мужчины и женщины должен состояться весной 2021 года. Члены EKRE окончательно перестали стесняться в выражениях, чувствуя, что им за это ничего не будет. Они активно используют слова «гомопропаганда», «гомосексуальный дорожный каток», «гомоагенда» и другие, ввергающие в ужас политкорректную либеральную публику.
В качестве примера «гомопропаганды» эстонские правые приводят, в частности, учебник сексуального воспитания дошкольников, который, по мнению «консервативных народников», учит детей половым извращениям. Минувшим летом экс-министр торговли и информационных технологий, ныне депутат парламента Керт Кинго (EKRE) направила в несколько министерств запрос относительно этого пособия.
Когда детей четырех-семи лет делают сексуальными объектами, обращают их внимание на то, как все же здорово удовлетворять себя, а некоторые мальчики хотят носить одежду девочек, то речь ведь идет не о развитии ребенка
Неожиданный удар
Формулировка немедленно вызвала острую полемику в обществе и в парламенте. За отмену референдума выступили 48 депутатов, за его проведение — 51 депутат. Ко второму чтению о референдуме, которое было запланировано на 13 января, оппозиционные партии подали в общей сложности около 9400 поправок. Правда, по большей части эти поправки не имели отношения к теме референдума, их смысл был лишь в том, чтобы блокировать обсуждение.
Депутаты от Партии реформ Урмас Круузе, Антс Лаанеотс и Юри Яансон среди прочего предложили внести в список вопросов даже такой: «Было бы лучше жить в Эстонской Республике, если бы страна была в составе России?».
Неизвестно, как в итоге прошло бы второе чтение, но именно в этот день — по роковому совпадению — правительство внезапно ушло в отставку. Сотрудники эстонской Полиции безопасности (КаПо) за день до предполагаемой даты чтений предъявили подозрения в совершении преступления генеральному секретарю правящей Центристской партии Михаилу Корбу, советнику министра финансов Керсти Крахт (EKRE), предпринимателю Хиллару Тедеру и еще двум лицам.
Тедер и Корб подозреваются в заключении негласной договоренности: якобы первый обещал пожертвовать Центристской партии до муниципальных выборов октября 2021 года сумму до миллиона евро. Корб же, в свою очередь, обязался повлиять на мэра Таллина — своего коллегу по Центристской партии Михаила Кылварта, с тем чтобы он предоставил фирме Porto Franco возможность провести по льготной цене подъездные дороги к строящемуся в столице новому торгово-офисному комплексу. К слову, компания Porto Franco на 80 процентов принадлежит сыну Хиллара Тедера Рауно.
Советник министра финансов Керсти Крахт, в свою очередь, подозревается в том, что она за взятку в несколько сотен тысяч евро договорилась с Тедером использовать свое влияние в министерстве финансов, чтобы было принято положительное решение по заявке Porto Franco на получение государственного кредита. Кроме того, Крахт якобы пообещала добиться более льготных условий выдачи кредита. На фоне этих новостей премьер-министр Юри Ратас решил подать в отставку вместе со всем своим кабинетом.
Обнародованные подозрения прокуратуры не означают, что кто-то однозначно виноват, но они неизбежно бросают серьезную тень на всех сопричастных
Мартин Хельме тут же выдвинул версию, что случившееся — не что иное, как диверсия политических конкурентов. Но его слова остались без внимания. После стремительной отставки правительства парламентские партии приступили к консультациям на предмет формирования нового кабинета министров. Уже понятно, что EKRE в нее не войдет — националистов вышвыривают из власти. Их спорному референдуму тоже не суждено состояться, поскольку Партия реформ под шумок все-таки добилась отмены законопроекта о проведении всеобщего опроса.
Вопрос об однополых браках стал последней каплей для противников радикальных националистов в Эстонии. В свое время EKRE победила на выборах на фоне разочарования в бывшей социал-демократической правящей коалиции и бездействия властей по вопросу наплыва беженцев. Ультраправые, бесстрашно выступавшие против общеевропейского курса на глобализацию и радеющие о своем народе, казались выходом. Но теперь, когда вопрос мигрантов решился сам собой из-за пандемии, а страна столкнулась с серьезными экономическими проблемами, оказалось, что EKRE нечего предложить, кроме маргинальной ретроградной риторики и постоянных скандалов.
Все за сегодня
Политика
Экономика
Наука
Война и ВПК
Общество
ИноБлоги
Подкасты
Мультимедиа
Общество
ЛГБТ-пара о переезде из России в Эстонию: здесь мы чувствуем себя довольно свободно (Postimees, Эстония)
О любви
Наташа и Даша (имена изменены по просьбе героинь) познакомились в 2012 году на Международной конференции молодых филологов. Обе девушки выступали в университете с докладами. Завязалось общение, потом дружеская переписка в соцсетях, следом за ней появилась романтическая привязанность. Наташа годом ранее перевелась из российского вуза в Тартуский университет. Даша учиться в ТУ тогда не планировала. Первое время отношения между девушками развивались на расстоянии.
Мама Наташи, активный пользователь интернета, быстро поняла, что дочь влюбилась. Сама Наташа в чувствах разобралась не сразу. «Сначала меня заинтересовала ее личность, — вспоминает она. — Даша журналист. В то время были популярны ЖЖ и Твиттер. Мне очень нравилось то, как она пишет и про что она пишет. Мне это было близко и понятно». После длительного общения в соцсетях девушки встретились сначала в Москве, а потом в Тарту. Завязался роман. По словам Наташи, то, что все происходящее между ними — всерьез и надолго, им стало понятно сразу. Скрывать свои отношения от друзей и близких они не стали. Те, в свою очередь, решение девушек поддержали. «Нам в этом смысле очень повезло»
В 2013-м девушки начали жить вместе. Наташа училась в ТУ, Даша доучивалась в России на магистра. Оставался последний семестр, и она при первой возможности возвращалась в Тарту. Поэтому разлука переживалась не так остро. Когда Даша доучилась, она поступила в Тартуский на смежную специальность. С тех пор девушки неразлучны. Первое время, как и у многих пар, живущих вдали от родины, у Наташи и Даши были трудности с деньгами. Поскольку без знания государственного языка трудоустроиться в Тарту было практически невозможно, девушки удаленно работали с российскими заказчиками. Совмещать учебу с работой было сложно, но возможно.
Когда финансовая ситуация выправилась, девушки решили пожениться. «Гетеросексуальные пары часто задаются вопросом: зачем жениться, если нет детей. Если ты ЛГБТ, это такой statement (заявление — прим.авт.). Я считаю, что у меня должно быть такое же право, как у всех. И лично я его могу осуществить», — размышляет Наташа. В прошлом году девушки поехали с этой целью в Копенгаген. Сейчас это одно из немногих мест в мире, где заключить однополый брак могут именно иностранцы. «Мы все-таки надеемся, что когда-нибудь в Эстонии будет принят закон о праве на брак. Первые шаги в этом направлении видны. Это гражданское партнерство, которое, к сожалению, могут заключить между собой только граждане Эстонии. В каком-то смысле это полумера, но это большой шаг вперед».
Об Эстонии
Свой эмигрантский опыт Наташа не считает исключительным. Первое время ушло на адаптацию в новой среде: «Эстонский народ, в общем-то, закрытый и интровертный. Все спокойные, все занимаются своими делами, никто на тебя, как это часто бывает в России, не пялится. На улицах не заводят разговоры. Стереотипы об эстонской интровертности частично правдивы. Но мне этот менталитет подходит». Однако в этом же и кроется определенная сложность. По словам Наташи, в эстонское общество сложно вписаться из-за его закрытости. Несмотря на распространенность русского языка, сообщества — русское и эстонское — находятся в разных контекстах. Сейчас у Наташи есть и русскоязычные, и эстоноязычные друзья. Но встроиться в оба этих сообщества ей было непросто.
Контекст
American Thinker: ЛГБТ станет общепринятой нормой в Америке?
Eurasianet: как живется ЛГБТ в российской провинции
The American Conservative: Идеология ЛГБТ упраздняет человека
В первую очередь в Эстонии нет законов, ограничивающих в правах из-за сексуальной ориентации. Во-вторых, гораздо спокойнее однополые отношения воспринимаются на бытовом уровне.
Определенные сложности были с изучением государственного языка: «Эстонский я выучила не сразу. Важно сказать, что русскому человеку его выучить сложнее, чем английский, французский или немецкий. Чем любой язык, который входит в индоевропейскую семью. Эстонцам наш язык, кстати, тоже сложно дается». Английский первое время она знала не очень хорошо, да и значительно меньше людей, чем сейчас, владели английским. Со временем из-за притока студентов, которые приезжают учиться на долгий срок, а то и вовсе остаются здесь жить, город стал очень интернациональным. В Тарту открывается все больше заведений, где сотрудники вовсе не говорят по-эстонски.
Поразило девушек эстонское внимание к человеку, к соблюдению его прав на бытовом уровне. Контрастным с Россией было поведение сотрудников госучреждений, с которым им как иностранкам приходилось общаться довольно часто: «Первое время у меня было много контактов с полицией и с таможенной службой. Тебе нужно подать документы на вид на жительство, получить, продлить. Ты много контактируешь с чиновниками, и с ними гораздо приятнее общаться». По-другому устроена и университетская среда, в которой, по словам Наташи, преподаватели ведут себя иначе, чем в России, где могут пристыдить и даже унизить.
Частый вопрос друзей девушек из России: «Не скучно ли здесь живется?» Имеется в виду, что в больших городах, таких, как Москва и Питер, очень много всего происходит. Музеи, концерты, спектакли, вечеринки, рестораны… В Тарту развлечений значительно меньше, и человек, искушенный в такой среде, может заскучать. Наташа отвечает: «Тут очень мало событий и мест. Но мне не скучно. Я — интроверт и всегда найду, чем заняться. Вечеринками и клубами я не живу и не жила еще в России. Мне комфортно, но многим людям из Москвы, Питера и других больших городов было бы здесь непривычно».
О дискриминации
Быть ЛГБТ-парой в Эстонии значительно проще, чем в России, и на то есть несколько причин. В первую очередь в Эстонии нет законов, ограничивающих в правах из-за сексуальной ориентации. Во-вторых, гораздо спокойнее однополые отношения воспринимаются на бытовом уровне. В Тарту девушки ходят, держась за руки, и, хоть и сдержанно, но все же прилюдно выражают свои чувства. Они неоднократно ловили на себе любопытные взгляды, но с открытой агрессией ни разу не сталкивались. «Да, реакция иногда ощущается, но, в принципе, тут себя чувствуешь довольно свободно».
Тем не менее ситуация по мнению Наташи все еще далека от образцовой: «Да, конечно, можно по-разному смотреть на происходящее, но я считаю, что пока в Эстонии на государственном уровне у нас не будет всех тех прав, которые есть у гетеросексуальных пар (право вступать в брак, иметь общих детей и т.д.), наши права будут нарушаться. Последнее время слышны голоса консервативных партий в отношении самых разных вещей, в том числе ЛГБТ. Появляется угроза от политиков».
Статьи по теме
Санкэй симбун: жесткая позиция России в отношении ЛГБТ — пренебрежение правами человека?
Eurasianet: ЛГБТ — головная боль для правительства
Жизнь геев в России через личные истории
Что скрывается за выражением «ЛГБТ-лобби»?
Когда девушки возвращаются в Россию, позволить себе открыто выражать свои чувства они не могут. Наташа размышляет: «В Москве на эскалаторах очень часто можно видеть гетеросексуальные парочки, которые целуются, обнимаются очень тесно. И люди воспринимают это нормально. Если это в порядке вещей, то почему однополые пары не могут поцеловаться? Мы стояли на эскалаторе близко друг к другу и обнимались. Мы вели себя прилично. Вдруг какой-то мужчина начал на нас орать: „Вы еще тут поцелуйтесь! Распоясались!»» С тех пор в Москве они, взявшись за руки, не ходят.
О планах на будущее
Сейчас девушки миновали сложности адаптации. Наташа доучивается в Тартуском художественном колледже и работает в музее. Даша оканчивает в ТУ аспирантуру и работает в сфере развития туризма. В планах — снять квартиру побольше, со временем — купить собственную и завести собаку. Через несколько лет, если все пойдет хорошо, девушки всерьез подумывают о детях.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
Социальное положение ЛГБТ+ в Эстонии: надежды и реальность
Наша страна относительно недавно приняла демократические ценности и стала членом Евросоюза. Успели ли за 15-20 лет либеральные права и свободы, в частности, касающиеся ЛГБТ+, проникнуть из деклараций и законов в сознание основной массы людей? Настроено ли большинство добровольно предоставлять равные возможности ЛГБТ+ людям, или приходится каждый раз за них бороться? Могут ли представители ЛГБТ+ жить открыто, без страха потерпеть неудачу в карьере и общественной жизни?
На эти вопросы мы попытаемся ответить вместе с генеральным директором эстонской ЛГБТ-ассоциации Кристель Раннаяяре, активистом движения ЛГБТ+ и организатором кинофестиваля Festheart Кейо Соомельт и членом совета эстонского Центра по правам человека Евгением Криштафовичем.
Добрый день, друзья! Спасибо за ваше участие в обсуждении такой важной темы. По шкале от 1 до 10 (где 10 – примерный уровень терпимости к ЛГБТ+ в Скандинавии, а 1 – в Чечне) как вы оцените отношение общества к ЛГБТ+ в Эстонии по части социального равенства?
Кристель: Давайте вспомним, что в Эстонии гомосексуальные отношения были декриминализованы только в 1992 году. Теперь, спустя более 20 лет, у нас есть закон о сожительстве. Кроме того, граждане могут получить новые документы по желанию с ID-кодом и новой именем/фамилией, а это очень важно для транс-людей. Таким образом, учитывая отправную точку с момента обретения Эстонией независимости, мы прошли большой путь. Но если мы сравним себя с Европой, то наши права обеспечены только на 39%. Это значит, что мы даже не на половине дороги. Одним словом, все не так плохо, но может быть намного лучше.
Кейо: Наши правые политики все более и более агрессивны. Кажется, что они каждый день проверяют границы – как далеко они могут зайти. Посмотрим, куда это приведет. Официально в Эстонии все довольно хорошо. К сожалению, реальность немного отличается. Если вы чувствуете нападки и агрессию со стороны, вы можете обратиться в полицию, но в действительности очень трудно доказать, что это именно гомофобия. На эту тему не ведется никакой статистики, потому что обычно полиция не регистрирует подобные явления как преступления на почве ненависти к ЛГБТ.
Евгений: В Эстонии запрещена дискриминация по признаку сексуальной ориентации, и в публичном пространстве она считается дурным тоном. В отдельных коллективах она иногда имеет место, но достаточно скрыто, потому что общество в целом осуждает дискриминацию ЛГБТ+. Но есть и то, что отдаляет нас от уровня скандинавских стран. Предыдущий состав парламента Эстонии принял Закон о сожительстве, который позволяет парам независимо от пола заключать гражданские союзы.
Это была огромная победа и большой шаг вперед для нашего общества. Но, к сожалению, до сих пор пары, заключившие гражданское партнёрство, должны решать огромное количество бытовых и юридических вопросов через суд, поскольку нет правоприменительных актов. Это положение вещей признано Государственным Судом противоречащим Конституции, однако министр юстиции Урмас Рейнсалу открыто демонстрирует гомофобию, противодействуя решению проблемы.
Кристель: На основе моего опыта работы в Эстонской ЛГБТ-ассоциации я бы сказала, что взаимодействие с полицией значительно улучшилось после последнего Балтийского Прайда в 2017 году. У нас было несколько встреч с представителями полиции, где мы обсуждали возможности сотрудничества. Мы обговорили, как распространять в ЛГБТ-сообществе информацию о том, что полиция является их союзником, и как безопасно сообщать о разжигании ненависти.
У всех вас, наверное, есть знакомые out and proud представители ЛГБТ. Какой процент из них вы могли бы назвать социально реализованными людьми?
Кристель: Я не могу сказать, что всё наше ЛГБТ-сообщество в этом смысле страдает. Мы говорим о людях, принадлежащих к разным социальным группам, и поэтому не стоит их обобщать. Конечно, некоторые испытывают стресс меньшинства; также члены нашего комьюнити имеют бо́льшие шансы стать жертвами дискриминации. Но согласно опросам общественного мнения, в 2014 году только 43% людей признавали гомосексуализм приемлемым, а в 2017 году – уже 51%. Так что улучшение есть.
Но есть и не очень хорошие примеры. В прошлом месяце я добавил своего друга в страницу Festheart Instragram. На следующий день он заблокировал свой аккаунт и написал: “Никаких обид, но я должен был это сделать, потому что в данный момент у меня на работе много важных проектов”. Видимо, он боялся, что если кто-то увидит, что он связан с ЛГБТ-фестивалем, это может ему навредить. Я в ужасе, что наши люди живут такими мотивами.
Евгений: Среди моих знакомых, относящих себя к ЛГБТ, есть представители очень разных социальных групп: синие и белые воротнички, предприниматели, чиновники, наёмные работники, безработные и учащиеся. Я человек очень контактный, поэтому примеров мог бы найти множество. За исключением редких случаев, только подтверждающих правило, в профессиональном плане принадлежность к ЛГБТ никому из них не мешала и не помогала развиваться и строить карьеру.
В дискуссии участвовали Кристель Раннаяяре, Кейо Соомельт и Евгений Криштафович
Знаете ли вы тех представителей ЛГБТ, у кого были большие возможности, таланты и трудолюбие, но человеку не удалось реализовать их из-за социальной дискриминации или ее страха?
Кристель: Я таких случаев почти не знаю, потому что, по моему опыту, люди чаще выбирают самореализацию и скрывают свою идентичность.
Евгений: Из СМИ я знаю случай с учительницей из русской школы Таллинна, на которую ученица написала ложный донос о сексуальных домогательствах. Директриса школы до окончания расследования уволила преподавателя и её спутницу жизни, которая также работала в этой школе. Вторую жертву потом восстановили, невиновность учительницы полностью доказали, но огромный эмоциональный ущерб этим женщинам был уже нанесен.
Однако в этой истории есть и позитивная сторона: увольнение учительниц породило бурю протеста со стороны учеников и, что особенно значимо, их родителей, которые организовали сбор подписей в защиту учительниц. Повторю: дело было в русской школе, а среди русских в Эстонии только 17%, согласно статистике, толерантно относятся к ЛГБТ (а на 2017 год уже 20%). Директриса понесла серьёзные имиджевые потери, а через год мэрия её уволила без видимых причин.
Кейо: Перед первым Festheart у меня был долгий телефонный разговор с человеком, который хотел сделать пожертвование для мероприятия, но обязательно наличными, потому что боялся, что кто-то отследит банковский перевод и узнает его имя. Этому мужчине за пятьдесят, у него есть жена и дети. И никто не знает о том, что он гей. Каждое утро он просыпается и начинает свою обычную семейную роль натурала, и я думаю, что ложась спать, он боится сказать что-то лишнее во сне. У него иногда бывают сексуальные свидания, но на этом всё. Он несчастен, и я уверен, что его семья и друзья тоже чувствуют, что что-то не так… Тогда я подумал, что если мы могли бы спасти некоторых людей от такой жизни, это было бы большим достижением.
Есть ли какие-то отличия в профессиональных сферах в плане возможностей для ЛГБТ? Что касается бизнеса, науки, политики – как вам кажется, реально ли открытому представителю ЛГБТ+ стать медицинским светилом или министром?
Кристель: Я считаю, что в Эстонии все не так неоднозначно. Мы можем видеть мужчин, геев – известных художников, политиков, бизнесменов… Женщины же более охотно занимаются активизмом, так как эта сфера им доступнее (чем, например, политика), и таким образом они могут менять мир к лучшему. Что также наглядно показывает, насколько гендерным понятием является построение карьеры в нашем обществе.
Кейо: Я надеюсь, что в один прекрасный день ориентация человека не будет иметь значения. Ведь мы должны выбирать людей для работы согласно их опыту и способностям, а не из-за их сексуальной ориентации, пола или цвета кожи. Я руководитель отдела культуры и молодежи в районном муниципалитете, а также преподаватель. В социальных сетях не раз поднималась тема, что я, будучи геем, не должен работать с учениками или молодежью. Я также знаю, что дважды радикалы писали письма моим боссам по этому поводу. Но, к счастью, мои начальники оказались умными людьми, поэтому это не навредило мне. Но, может быть, это просто удача.
Евгений: Я слышал про женщин-полицейских в патрульной службе Таллинна, которые открыто живут вместе, их история как-то обсуждалась в социальных сетях. Однако до сего времени департамент полиции и погранохраны Эстонии не принимал участие в гей-параде, как делают их коллеги в Хельсинки, Стокгольме и Амстердаме. Может, стоит задать министру внутренних дел вопрос – когда, наконец, это случится?
Есть ли, по-вашему, отличия в отношении к ЛГБТ в разных регионах Эстонии?
Кристель: Конечно. В больших городах из-за анонимности люди более открыты в отношении своей идентичности. Вы можете держаться за руки со своей девушкой, и шанс встретить кого-то, кого вы знаете, меньше. В маленьких поселках меньше приватности.
Кейо: Наши СМИ часто говорят, что в восточной части Эстонии с этим вопросом сложнее, потому что русская община не принимает ЛГБТ+. Но я должен сказать, что когда мы организовывали показы наших фильмов в разных городах, в Нарве для нас был лучший прием: большая аудитория, долгая и хорошая дискуссия после фильма, а не драка перед показом, например.
Евгений: Не могу дать однозначного ответа. Однажды я прочитал новость, что депутат Европарламента Тунне Келам ездил обсуждать Закон о сожительстве с шахтёрами в Йыхви. Я не знаю, почему эта социальная группа была выбрана депутатом и что они там решали. В Раквере второй год подряд успешно проходит ЛГБТ+ кинофестиваль (его основателем как раз является Кейо – прим. ред.), несмотря на то, что праворадикальная фракция в городском собрании пыталась заблокировать выделение бюджетных средств на это мероприятие. Еще там появился молодёжный хор геев Vikerlased, который пытались выдворить из школьных помещений, но ребята отвоевали своё право выступать открыто, с гордостью манифестируя принадлежность к ЛГБТ+.
Что вы могли бы пожелать представителям ЛГБТ – чтобы стать счастливыми и реализовать свои мечты?
Кристель: Вы должны иметь смелость отстаивать свои права, а также просить помощи, видеть других людей вокруг вас и находить союзников. Это поможет постоять как за себя, так и за других.
Кейо: Будьте собой! Я знаю, что каминг-аут – это действительно очень трудное решение. Я надеюсь, что однажды наша организация сможет сделать больше, чем только Festheart, но мы всегда готовы выслушать вас и помочь, чем возможно! Но если общество увидит, что ЛГБТ – это не какие-то абстрактные люди, а те, кого мы знаем с хорошей стороны – наши друзья, соседи, родственники, я думаю, отношение к нам изменится.
Евгений: Отстаивать своё право быть такими, какие вы есть. Защищать себя и других. Ни на миллиметр не отступать и не сдаваться. Чем больше таких людей и чем заметнее их дела, тем выше вероятность вселить уверенность в других.