отношение к итальянцам в америке
СОДЕРЖАНИЕ
В Соединенных Штатах
Насилие против итальянцев
Антиитало-американские стереотипы
По данным Американского института курсива:
Средства массовой информации последовательно игнорировали пять веков итальянской американской истории и возводили то, что никогда не было более чем крошечной субкультурой, до доминирующей итальянско-американской культуры.
Согласно статистике ФБР за 2015 год, итало-американские члены и сообщники организованной преступности насчитывают около 3000 человек. Учитывая, что итало-американское население составляет примерно 18 миллионов человек, исследование приходит к выводу, что только один из 6000 имеет какое-либо отношение к организованной преступности.
В Соединенном Королевстве
Вторая Мировая Война
Из-за итальянское завоевание в Эфиопии и Италии союза с нацистской Германией, в Соединенном Королевстве популярного чувства развитом против всех итальянцев в стране. Многие итальянские граждане были депортированы как вражеские инопланетяне, а некоторые были убиты немецкими подводными лодками, торпедировавшими транспортные корабли.
Немецкий солдат произвел впечатление на мир, однако итальянский солдат Берсальера произвел впечатление на немецкого солдата.
В своей статье « Англо-американский уклон и итало-греческая война» (1994) Садкович пишет:
Садкович также заявляет, что
такая фиксация на Германии и такое очернение итальянцев не только искажают анализ, они также усиливают недоразумения и мифы, которые выросли вокруг греческого театра, и позволяют историкам сетовать и обсуждать влияние итало-греческого конфликта на британцев и немцев. военные усилия, но отметим его влияние на военные действия Италии как несущественное. Поскольку англо-американские авторы исходят из предположения, что военные усилия Италии были второстепенными по важности по сравнению с усилиями Германии, они неявно, хотя и неосознанно, отрицают даже возможность « параллельной войны » задолго до неудач Италии в конце 1940 года, потому что они определяют итальянскую политика как подчиненная Германии с самого начала войны. Алан Левин даже идет лучше большинства авторов, отвергая весь средиземноморский театр как не имеющий отношения к делу, но только после того, как должным образом отчитал Муссолини за «его идиотское нападение на Грецию».
После Второй мировой войны
Ливия и Югославия продемонстрировали высокий уровень антиитальянства со времен Второй мировой войны, о чем свидетельствуют следующие проявления:
Другие формы антиитальянства проявились в Эфиопии и Сомали в конце 1940-х годов, как это произошло с сомалийским националистическим восстанием против итальянской колониальной администрации, которое завершилось ожесточенной конфронтацией в январе 1948 года ( Eccidio di Mogadiscio ). 54 итальянца, в основном женщины и дети, погибли в результате последовавших за этим политических беспорядков в Могадишо и нескольких прибрежных городах.
Во Франции
Итало-американские организации
Итальянцы в США
Итальянцы представляют собой едва ли не самую характерную национальную группу «новой иммиграции» как по времени и динамике въезда в США, так и по своему общественному развитию в качестве переходной группы американского населения.
Статистика и количество итальянцев в США
Итальянский элемент имелся в населении США с давних пор. За последние полтора столетия — когда прибытие иммигрантов учитывалось — в Соединенные Штаты въехало более 5 млн итальянцев. Это вторая после немцев по численности иммигрантская группа. Массовая иммиграция итальянцев началась после гражданской войны и быстро нарастала до первой мировой войны. Наибольшего объема она достигла в 1907 г., когда в США прибыло за один год около 300 тыс. итальянцев. По данным официальной американской статистики, в США имелось в 1870 г. более 17 тыс. итальянских иммигрантов (лиц, родившихся в Италии), в 1880 г. — 45 тыс., в 1890 г. — 183 тыс., а в 1900 г. — без малого 7 млн. В этот последний год итальянцы составляли 4.7% всего иммигрантского населения США. Однако прибывало их в страну несомненно гораздо больше учтенного здесь числа. Немалая часть итальянцев по истечении некоторого времени возвращалась на родину, а какая-то доля последней категории снова приезжала в США — временно или на постоянное жительство. По оценкам американского публициста начала XX в. Уильяма Дэвенпорта, с 1890 до 1903 г. в США прибыло более миллиона итальянцев, а за вычетом повторных иммигрантов — около 750 тыс. «Все же италоязычное население нашей страны, включая родившихся здесь детей, — заключал этот автор, — не может быть менее 1200 тыс.».
Во всяком случае уже в 1880 г., по мнению классика истории итальянской эмиграции Ферстера, определились основные экономические и социальные черты итальянской иммигрантской группы в США, тогда еще не очень многочисленной. В дальнейшем изложении к характеристике американских итальянцев конца XIX в. будут неоднократно привлекаться также материалы XX в., которых по итальянской группе имеется гораздо больше, тем более что историческое и социологическое изучение ее велось именно в XX в.
Причины массовой эмиграции из Италии
Прежде всего возникает вопрос о причинах массовой эмиграции из Италии в конце XIX в. Целый ряд авторов — от описываемого периода до наших дней — выдвигает в объяснение этому перенаселение Италии. Цитировавшийся выше Уильям Дэвенпорт пишет о «чрезвычайной плодовитости итальянской расы», особенно на Юге. Справедливость требует отметить, что ни он, ни позднейшие авторы подобной констатацией не ограничиваются и указывают также на тяжесть налогов, на аграрный кризис, на стихийные бедствия и т. д.
Основные черты эмиграции как явления итальянской общественной жизни были охарактеризованы В. И. Лениным в статье «Империализм и социализм в Италии» (1915 г.): «Итальянцы — в угнетении и в унижении перед другими нациями. Итальянская эмиграция составляла около 100000 человек в год в 70-х годах прошлого века, а теперь достигает от 1/2 до 1 миллиона, и все это нищие, которых гонит из своей страны прямо голод в самом буквальном значении слова, все это поставщики рабочей силы в наихудше оплачиваемых отраслях промышленности, вся эта масса населяет самые тесные, бедные и грязные кварталы американских и европейских городов. Число итальянцев, живущих за границей, с 1 миллиона в 1881 году поднялось до 5,7 миллионов в 1910 году, причем громадная масса приходится на богатые и великие страны, по отношению к которым итальянцы являются самой грубой и черной, нищей и бесправной рабочей массой».
Освещение причин и обстоятельств итальянской эмиграции невозможно без учета разницы между Севером и Югом Италии, которая отнюдь не сводится к географическим различиям. Северная Италия отличалась гораздо более высоким экономическим, социальным и политическим развитием, чем Южная. Хотя эмиграция шла и с Севера, подавляющая ее часть (особенно в США) происходила из Южной Италии, и характер эмиграции определялся более всего южноитальянскими социальными отношениями и общественным бытом.
Ситуация в Южной Италии
Итальянский Юг, под которым понимают южные области Апеннинского полуострова и Сицилию, был в XIX в. (а относительно Севера остался и ныне) районом отсталой экономики. Сельское хозяйство, в котором было занято большинство населения, велось устарелыми приемами и было отягощено пережитками феодальных отношений. В тяжелых и без того условиях аридной зоны земля использовалась непроизводительно, даже хищнически. Объединение Италии и последовавшие за ним экономические, в частности аграрные, реформы отрицательно отозвались на хозяйстве Юга. Его слабая промышленность не могла выдержать конкуренции с промышленностью Севера, от раздела церковных земель выиграло только крупное землевладение, повышение налогов тяжело ударило по крестьянству прежде всего. В последующие десятилетия положение еще ухудшилось вследствие конкуренции других стран — производительниц сельскохозяйственных продуктов. На этом фоне особенно трагический характер приобретали такие бедствия, как нашествие сельскохозяйственных вредителей, землетрясения или холера, поразившая страну в 1887 г.
Крестьяне Южной Италии в массе своей были бедны, даже если владели земельными участками, что бывало лишь в меньшинстве случаев. Мелкие арендаторы-издольщики жили в нищете. Самый же многочисленный слой составляли батраки, чаще всего поденщики, занимавшие наиболее низкое общественное положение. На Сицилии батраки составляли две трети земледельческого населения. Четких границ между указанными категориями крестьян не было, часто они совмещались. Большинство арендаторов и даже «самостоятельных» крестьян прирабатывало в качестве батраков. Работали целыми семьями, мальчики-подростки несли нагрузку взрослых мужчин. В старости батракам случалось продавать сыновей на серные копи за ссуду, которая позволяла остальной семье существовать. Наряду с государственными налогами — прямыми и косвенными — и местными податями бедноту обременяли долги ростовщикам. Все более распространялось среди крестьянства отходничество, свидетельствовавшее о его пролетаризации. Часто это бывало сезонное отходничество в соседние страны Европы, позже — в Северную Африку. Переезд за океан, подчас тоже на сезонные работы, а также на более длительное время — и все чаще навсегда — представлял собою крайнюю форму подобных миграций.
Массовая эмиграция из Италии началась в 60-е годы, после объединения страны.
Темп эмиграции неуклонно нарастал, особенно резко с середины 80-х годов, когда заокеанская эмиграция стала превышать европейскую и североафриканскую. Она увеличивалась даже во время мирового экономического кризиса 90-х годов, когда в Южной Италии происходили крупные крестьянские волнения. За последнее двадцатилетие XIX в. из Италии эмигрировал каждый восьмой мужчина в возрасте от 21 до 50 лет.
Если в XIX в. эмиграция из Италии в Южную Америку, преимущественно в Аргентину и Бразилию, превышала эмиграцию в Северную Америку, то в самом конце его эмиграция в США стала преобладать, а в 900-х годах резко превышала переселение в латиноамериканские страны. Отнюдь не в случайной связи с этим тогда же определилось решительное преобладание южноитальянской эмиграции над североитальянской.
США как главная страна итальянской эмиграции
Сдвиги в общественной структуре Южной Италии, вызванные процессом объединения, выталкивали из страны все возраставшую массу переселенцев. В те же десятилетия бурное капиталистическое развитие США после гражданской войны притягивало, как сильным магнитом, людские массы как раз того социального типа, какой выталкивала тогда Италия. Совмещение этих двух процессов и сделало США главной страной итальянской эмиграции. Оно же превратило итальянцев в самую крупную и характерную иммигрантскую группу этого периода в США.
Эмигрировали из Южной Италии прежде всего поденщики, затем мелкие арендаторы и мелкие землевладельцы. Так было, например, на Сицилии и в Кампанье (область, главный город которой — Неаполь). За ними подчас тянулись мелкие ремесленники и торговцы, терявшие потребителей. Пустели целые деревни, земли забрасывались, улицы зарастали травой. Иногда работать на земле оставались только женщины, дети и старики. Эмиграция из провинции Базиликата доходила в начале XX в. до 3% жителей, а в отдельных районах Сицилии — до 5%. Падение численности рабочей силы привело к некоторому росту зарплаты, а в крупных поместьях — к введению машин. Оно же явилось толчком к «вторичной», по выражению Ферстера, эмиграции ремесленников и мелких землевладельцев. Данные, полученные на другом конце миграционной цепи, в США, дают такую же социальную характеристику итальянских эмигрантов. Ковелло, ученый и крупный нью-йоркский педагог, считает типичным эмигрантом безземельного крестьянина, а Эрвин Чайлд нашел, что большинство обследованных им итальянцев Нью-Хейвена было в Италии крестьянами, арендаторами, батраками, меньшая же часть — рыбаками, ремесленниками, мелкими торговцами.
Ферстер отмечает, что эмиграция возникала не в самых нищих районах, где потребность в ней должна бы быть наибольшей, а в тех, где зарплата находилась на среднем уровне и была возможность собрать деньги на переезд. Характерно, что подобное явление наблюдалось в эмиграции немцев в середине XIX в. Вызванная экономической необходимостью, эмиграция — на психологическом уровне — облегчалась для итальянских крестьян тем, что эмоциональные, как, впрочем, зачастую и реальные, связи с землей были у них в объединительный период разорваны. Итало-американский историк Р. Веколи находит, что итальянские крестьяне не относились к земле с любовью. Многие эмигранты бежали из Италии, как и из других стран, от воинской повинности. Как во всяком крупном движении, большое побудительное значение имело подражание примеру других, разворачивавшееся как бы по цепной реакции, а также поиски перемен и приключений, особенно у молодежи.
Последние десятилетия XIX в. ознаменовались для Италии, особенно Южной, крупными массовыми, главным образом аграрными движениями. Социальный протест крестьянства принимал различные формы, и одной из них явилась эмиграция. Такого мнения придерживаются и Р. Ферстер и современный историк итальянской эмиграции Грация Доре. Удаляя из страны массы недовольных, эмиграция тем самым, однако, ослабляла давление социальных низов внутри страны. Л. Ковелло солидаризуется с взглядом, по которому эмиграция спасла Италию от яростных бунтов южных крестьян. Соображения подобного рода постепенно привели итальянскую правящую верхушку в конце XIX в. к признанию эмиграции, которая прежде почиталась злом, и к попыткам ее законодательного регулирования. Подобное значение эмиграции для общественных отношений в Англии середины XIX в. подчеркивалось советским исследователем Н. А. Ерофеевым.
Механизм заокеанской эмиграции из Италии
Каков был механизм заокеанской эмиграции из Италии? Вначале главными ее организаторами были американские вербовщики. После гражданской войны целый ряд американских штатов, не говоря уж об отдельных компаниях, вербовал рабочую силу в разных странах. Калифорнийские вербовщики, например, в своей агитации даже использовали природное и климатическое сходство Калифорнии с Италией. Вербовали эмигрантов и судоходные компании, непосредственно заинтересованные в их перевозке. Итальянскому судоходству такие перевозки сообщили мощное ускорение. На вывозе эмигрантов выросли — в жестокой конкурентной борьбе между собою — порты Неаполя и Генуи.
Часто вербовка производилась подрядчиками — «падрони», о которых речь будет впереди, или их агентами. В начальный период эмигранты по невежеству ехали в любое место, куда звали их вербовщики. В дальнейшем иммигранты устремляются в те пункты, где уже сложились итальянские группы переселенцев. Средством привлечения эмигрантов были письма осевших в Америке земляков, хотя при значительной неграмотности таких писем не могло быть очень много. Самым же массовым механизмом был вызов иммигрантами родственников и земляков из Италии. Этот способ действовал как цепная реакция. Устроившийся иммигрант вызывал к себе семью, за ней ехал сосед, который затем вызывал своих родственников, и так далее расширяющимися кругами. При крепости семейных, а также соседских связей в Южной Италии именно это средство оказалось самым эффективным. Семья же — большая и разветвленная — считается исследователями основой общественного быта Южной Италии. Это имело большое значение не только для миграционного процесса, но и для всей структуры итальянских групп за океаном. Браки заключались в Южной Италии рано, семьи были многодетные. В некоторых районах молодые эмигранты перед отъездом женились, но не вступали в фактические брачные отношения и не венчались в церкви: приданое шло на оплату проезда.
Южноитальянские крестьяне жили обычно в поселках на возвышенностях, далеко от полей, в большой скученности. Питались скудно, мясо было редкостью. Среди этих не очень крепких здоровьем людей была распространена трахома, которая многим мешала приехать в США, когда там были введены медицинские ограничения на въезд. Свирепствовала малярия, от которой люди и спасались в поселках на склонах гор и в которой иные авторы видят одну из основных причин эмиграции. В начале описываемого периода неграмотность в Южной Италии была почти поголовной. К 1901 г. она снизилась до 75% населения.
Отношения между северными и южными итальянцами в США
Как по этому показателю, так и по многим другим южные итальянцы резко отличались от северных, и соответствующие различия существовали в Америке между иммигрантами из обеих частей Италии. Как разница между ними, так и отчужденность в их отношениях ощущались в США, где северяне стали селиться раньше, чем южане. Более квалифицированные и культурные, успевшие обжиться в США, они сторонились бедных и неотесанных соотечественников. Такие отношения возникали несколькими десятилетиями раньше среди разных формаций выходцев из Ирландии, а также в разные годы среди других европейских переселенцев. Не ограничиваются они, разумеется, и Америкой.
Северные итальянцы часто не понимали диалектов, на которых говорили выходцы с Юга. Так было, например, в Сан-Франциско, где рыбаков-генуэзцев сменили сицилийцы. В итальянской колонии Чикаго северяне избегали прибывавших позже южан. Итальянские шелкоткачи штата Нью-Джерси, выходцы из Пьемонта и Ломбардии, противились притоку новых рабочих с итальянского юга. Северные итальянцы Нью-Йорка открещивались от неаполитанцев и калабрийцев. При всем том северяне и южане, как отмечает американский социолог Дж. Лопреато, переселившись в США, уживались лучше, чем в Италии.
В литературе по истории американских итальянцев обычно подчеркивается первенство северян, их успехи, даже их численное преобладание в XIX в. Оспаривающий этот подход Дж. Лопреато приводит данные итальянской статистики, по которым за последнюю четверть XIX столетия из Италии в США уехало 773 тыс. человек, из которых северян — менее 100 тыс. Итальянский путешественник Адольфо Росси, ездивший по США в 80-х годах, нашел, что в итальянском населении этой страны преобладают южане. По-видимому, северяне своими хозяйственными успехами и всем обликом делали, по американским стандартам, гораздо более чести итальянской колонии в Америке, чем их южные соотечественники, и это обстоятельство, сознательно или бессознательно, руководило итало-американскими авторами.
Отношение к итальянцам в америке
Расовая антропология запись закреплена
Итальянские иммигранты в США.
После значительной немецкой и ирландской волны итальянская иммиграция становится преобладающей в 1880—1950 годах.
Несмотря на постепенную утрату родного языка, итальянские иммигранты были довольно многочисленными, чтобы существенно повлиять на формирование некоторых аспектов современной жизни США и в особенности еды, искусства и других.
Тем не менее, в отличие от немецкой и ирландской культур, органически вписавшихся в основную культуры США, итальянцы испытали гораздо большие сложности с адаптацией и интеграцией в США. Именно массовое прибытие итальянцев во многом ознаменовало переходную эру в истории США с постепенным размыванием так называемого белого англосаксонского ядра, известного под аббревиатурой WASP). Со временем американцы итальянского происхождения составили одну из самых многочисленных групп населения США.
По оценкам демографов и данным национальных переписей около 15—20 миллионов американцев (6—8 % общего их числа) имеют полное или частичное итальянское происхождение (для сравнения, число итальянцев в самой Италии — около 55 миллионов человек).
В период массовой иммиграции в Соединенные Штаты, итальянцы потерпели широко распространенной дискриминацией в области жилья и занятости.
Долгое время был распространён институциональный расизм, сохраняющийся до сих пор на бытовом уровне, интеграция итальянцев долгое время носила крайне проблематичный характер.
Лишь со второй половины XX века, после прибытия ещё более проблематичных групп (мексиканцы, кубинцы, гаитяне), итальянцы перестали выделяться из общей массы населения так, как это было раньше. Следует также отметить, что около четверти итальянских иммигрантов первого поколения рано или поздно вернулись обратно в Италию. В настоящее время процессы ассимиляции в среде итальянцев США уже приняли необратимый характер, хотя культура и традиции италоамериканцев в их несколько архаичной форме по-прежнему сохраняются в местах компактного проживания. Лишь около 1,6 миллиона из них (10 %) в наши дни продолжают считать итальянский язык родным и разговаривать на нём дома (в основном люди старше 70 лет), но и это число постоянно сокращается.
Итальянцы в американских школах
По свидетельству Ковелло, крупного педагога, среди итальянских школьников чаще попадались индивидуумы с низкими показателями умственного развития, которые относились к «трудным детям» и создавали для школ проблему. Он объясняет это конфликтом между американской школой и италоамериканской семьей. Лопреато обвиняет Ковелло в профессиональном преувеличении, но излагаемый самим Лопреато материал с данными Ковелло фактически не расходится. Ковелло выводит конфликт из экономических и культурных источников, причем первые, по его мысли, входят в общий культурный комплекс итальянской семьи. Итальянские же родители обычно осмысливают этот конфликт как противоречие экономическое. Дети, по традиции (и нужде) работники в семье, должны были, в согласии с американскими законами об обязательном обучении, вместо этого ходить в школу, а родителям приходилось их кормить. Точильщик-калабриец (информатор) с обидой вспоминал, как в первые годы XX в. должен был кормить сына-школьника. Поскольку дети дохода не давали, чаще бывала вынуждена работать мать, притом и вне дома. У итальянских детей в Америке по сравнению с европейской родиной детство продлевалось года на два. «Дети растут здесь очень медленно» — жаловалась итальянская мать. У девочек детство теперь кончалось лет в 12, у мальчиков — лет в 14. И если до этого возраста их нехотя посылали в начальную школу, то уж после того они должны были работать. «Итальянские дети Чикаго ходят в школу от 6 до 10 лет, — писала известная американская общественная деятельница Джейн Аддамс. — Мальчик в 12 лет — работник, девочка готовится к замужеству». Детей зачастую скрывали от школьных инспекторов. В результате многие из них, особенно девочки, вырастали неграмотными и не знали английского языка.
Враждебное отношение к американской школе
Все это вплеталось в более широкую традиционную систему. Южноитальянское крестьянство, дававшее детям только семейное воспитание, было чуждо и даже враждебно школе, тем более что там обучение шло на общеитальянском литературном языке, непонятном носителям местных диалектов. Американская обязательная школа представлялась им еще более чуждой, родители боялись, что она испортит их детей.
Школьные порядки также возбуждали возражения у итальянских родителей. Спортивные игры, которым в американской школе уделялось много внимания, считались пустым времяпрепровождением. Между тем как раз игры привлекали к школе итальянских детей. Осуждалось также отсутствие в средней школе телесных наказаний, что лишало отцов возможности применять их дома. Матери же печалились об отсутствии религиозного обучения и в средней школе.
Кроме того, образование грозило подрывом семейных устоев, так как ставило детей выше родителей. Один информатор группы Ковелло вспоминал, что родителям, особенно отцу, не нравилось его уменье говорить по-английски и служить семье переводчиком. Отцу это представлялось подрывом его семейной власти. Другой информатор говорил о своих сыновьях: «В Италии они были бы здоровыми молодыми людьми с чувством достоинства, ответственными людьми, мужчинами — ведь это школярство сделало их детьми». Иммигранты жаловались: «Америка отняла у нас детей».
Но и школа не учитывала языковой и культурной специфики итальянских детей, она ориентировалась на несуществующего среднего стандартного ребенка. Маленькие итальянцы встречали там предвзятое отношение, насмешки англоязычных товарищей. Им было за что не любить школу. Она к тому же пыталась привить им новую систему ценностей, расходящуюся с домашней, дети вынуждены были жить в атмосфере раздвоенности. Если семейные ценности и перевешивали, как считает Ковелло, то итальянские дети все же изменялись, менялась их роль в семье и самая семья. С течением времени смягчилось и отношение итальянских родителей к школе — и начальной, и средней.
Проблемы детей итальянских иммигрантов в США
Трудная задача, которую приходилось решать детям итальянских иммигрантов, отлично сформулирована одним из информаторов группы Ковелло, который сказал: «Я сумел стать американцем, не нарушив семейного мира». С большим или меньшим успехом над этой задачей билось все растущее молодое поколение. Борьба эта стоила ему большого душевного напряжения и сопровождалась значительным осложнением его общественного и личностного развития. Массовым случаем было возникновение комплекса неполноценности. «Ребенком я стыдился всего итальянского, — вспоминал информатор группы Ковелло. — Я был готов отказаться от собственной матери. Я терпеть не мог возвращаться домой после школы». Такой же стыд испытывал в детстве писатель и сценарист Джон Фанте. В автобиографическом очерке он рассказал, как в приходской школе выдавал себя за француза и водился только с теми школьниками, у кого были «англосаксонские» фамилии, как стеснялся есть свой итальянский завтрак, в котором хлеб бывал домашней выпечки. Позже Фанте каждый день дрался с мальчишками, обзывавшими его «уоп». Он нервничал, когда приводил товарищей домой, — квартира имела чересчур итальянский вид. Поступая в «Иезуитскую академию» (учебное заведение ранга старших классов средней школы), он объявил себя американцем и сказал, будто его отец, происходивший из Италии, родился в Буэнос-Айресе. Туже версию о месте рождения отца он повторил при поступлении в университет. По воспоминаниям одного из информаторов Ковелло, маленькие итальянцы Нью-Йорка даже не рассказывали дома о школьных праздниках, куда приглашались родители.
Подобные тенденции чаще проявлялись у людей честолюбивых, жаждавших преуспеть в американском обществе и как можно скорее отделиться от массы бедных и невежественных итальянцев. Лопреато с основанием отмечает, что социальная мобильность дорого обходилась потомкам иммигрантов, добивавшихся ее нередко ценою душевного здоровья, прежних общественных и нравственных связей.
Впрочем, большинство молодых итальянцев второго поколения, по-видимому, не платило особенно высокую цену и не добилось большого продвижения. В Нью-Джерси их поколение отличалось по занятиям от поколения отцов лишь меньшей долей чернорабочих и значительно большей долей конторских работников и продавцов. Среди бостонских итальянцев второго поколения, исследованных Гансом, более половины принадлежало к неквалифицированным и малоквалифицированным рабочим, 20% — к квалифицированным и 16% — к полуквалифицированным служащим. Новейшие исследования (например, Тернстрома и его последователей) показали, что изменения в социальном статусе сыновей иммигрантов были невелики и в других национальных группах, но итальянцы выделялись на общем фоне. Среди итальянской молодежи Бостона, исследованной Уайтому большинство примыкало к группам «угловых ребят», принадлежавших к общественным низам. Кроме того, существовал юношеский своего рода клуб для ребят из колледжа.
Жизненный выбор молодых итальянцев
Молодым итальянцам Нью-Хейвена посвящена книга Чайлда «Итальянцы или американцы?». В 1930 г. они составляли 17% всего населения города и количественно вдвое превышали поколение итальянских иммигрантов. Изучая их психологические установки по основному вопросу, поставленному в работе, Чайлд, помимо непосредственных наблюдений, провел целый ряд бесед с испытуемыми. Надо сказать, что количество опрошенных невелико и вряд ли его можно считать достаточно представительным. К тому же вопросы требовали от информаторов серьезного самоанализа, и к их ответам следует относиться критически. Тем не менее данные Чайлда интересны и характерны. Он подразделил опрошенных на три группы по характеру ответов. Первую группу он назвал «мятежниками». Эти люди стремились уйти из итальянской группы и включиться в американскую. «Я считаю себя американцем, — сказал один из них — … Потому что я знаю, мы все здесь американцы, потому что Америка — плавильный котел».
«Мятежники» заявляли, что Италия их не интересует. Что касается их отношения к италоамериканцам, то самые крайние даже выражали нелюбовь к ним. Здесь, видимо, мы имеем дело с явлением, известным в этнической психологии под названием «ненависти к себе» (self-hate). Большинство желало ассимиляции итальянцев и связывало ее с образованием, ассоциируя, видимо, все итальянское с отсталостью. Один из них заявил — в довольно агрессивном тоне: «Мы здесь — смешанная страна… Если они хотели жить отдельными группами, то следовало им остаться там, откуда они приехали. Если ты здесь, то должен примириться со смешением».
Многие из «мятежников» не желали говорить по-итальянски и обучать этому своих детей. Некоторые с уважением относились к итальянскому литературному языку, которому обучались в американской средней школе, читали на нем, но не признавали диалектов, на которых говорили их родители. «Да, конечно, — ответил на соответствующий вопрос информатор из этой группы, — мне нравится итальянский язык, да мне любой язык нравится… Я хотел бы иметь возможность больше говорить по-итальянски, потому что это ценно. Ну а с другой стороны, я чувствую, что как американец я должен совершенно забыть Италию, хотя оттуда приехали мои родители, и поэтому мне не следует говорить по-итальянски». В этих словах сквозит мучительная разорванность самосознания.
«Мятежники», конечно, хотели иметь семью американского (а не итальянского) типа, воспитывать детей в американском духе. Со своими родителями они обычно не ладили, хотя, покуда пе женились, рвать с ними не решались и не нарушали принятый в италоамериканской среде, хотя и неприятный им обычай отдавать в семью все заработки. Характерно для выработавшегося в этой группе чувства неполноценности, что большинство ее членов считало итальянцев (но не итальянок) менее красивыми, чем другие жители США.
«Мятежники» остро воспринимали экономическую дискриминацию итальянцев, так как добивались улучшения своего положения. Представители второй категории — «in-groupers» (т. е. преданные итальянской группе) этих стремлений, по Чайлду, не разделяли и потому были менее чувствительны к экономической дискриминации. Зато они пеклись о политическом верховенстве итальянской группы. Они охотно говорили по-итальянски, того же хотели от своих детей, но знанием литературного итальянского языка из общей среды не выделялись. Чайлд связывает тенденциии людей этой категории с их привязанностью к родной семье.
Лопреато, комментируя данные Чайлда, углубляет его в этом пункте, замечая, что его «ингруперы», стремясь сохранить итальянскую культуру своей группы, противопоставляют ее не столько американской, сколько культурам других иммигрантских групп, с которыми встречаются в своих жилых кварталах или на работе.
Апатичная категория итальянцев
Третью категорию итальянцев второго поколения Чайлд назвал «апатичными». «Апатичным» были чужды национальные цели. Они отрицали или преуменьшали дискриминацию итальянцев, как экономическую, так и иную. Они желали полной ассимиляции итальянцев и верили в нее; не выражали своего отношения к другим национальным группам. «Мне никогда не кажется, что я лучше других», — сказал один из них. Они были лояльны к США, к Италии же чувств не выражали. Меньше других категорий «апатичные» пользовались итальянской речью, не читали по-итальянски. Лопреато истолковывал тенденции этой категории гораздо правдоподобнее, чем Чайлд. Не реагируя остро на дискриминацию, так называемые апатичные, по мнению Лопреато, связывают ее скорее с классовыми и политическими явлениями, чем с этническими чертами.
Чайлд объясняет разницу между тремя описанными им типами различием в темпераменте относящихся к ним людей. Эта попытка свести различия в этнических установках к индивидуальным биологическим чертам не представляется убедительной. Характерно, что ориентации подобного рода встречаются в разных этнических группах.
На три сходных типа — в зависимости от этнических установок — делит семьи италоамериканцев 2-го поколения Камписи. Крайние точки его классификации — разрыв с итальянской группой вплоть до перемены имени и крепкая связь с итальянским кварталом и родной семьей. Самая многочисленная категория — промежуточная. К этой промежуточной категории относятся, видимо, семьи бостонских итальянцев, изучавшиеся Гансом. Это семьи, промежуточные по типу между большой и малой. Солидарность поколений в них ослабла, над стариками посмеиваются. Детей в семьях 2-го поколения меньше, чем бывало в семьях 1-го. Даже традиционалисты — «ингруперы» Чайлда не собирались иметь много детей. Главными в семье остаются взрослые (это явление американские социологи находят в рабочих семьях независимо от этнической принадлежности). Мужья обычно проводят вечера дома, хотя и в мужском обществе, и нередко помогают женам по хозяйству.
Если в патриархальной итальянской (и не только итальянской) семье супругов выбирали детям родители, то для иммигрантских детей, родившихся в Америке, это уже не было обязательным. Выбор супруга оставался делом семейным, и, вероятно, при сильном сопротивлении родителей дело редко доходило до свадьбы, но выбирали сами молодые. Студент-италоамериканец, интервьюированный группой Ковелло, заявил: «Я не женюсь на девушке потому, что ее подобрали для меня родители или родственники. Нет, это миновало». Но, прибавил студент, он не женится и на девушке, у которой неподходящая семья или которая не подойдет к его семье.
Семьи италоамериканцев второго поколения
По-видимому, семья италоамериканцев 2-го, а тем более следующих поколений, сохраняя ряд этнических традиций, все более приближается по типу к семье соответствующих классов всего американского общества — практически рабочего класса и так называемых средних слоев. Это сказывается в усилении внимания к детям, в распространении планирования семьи, в допущении развода, в упадке значения женского целомудрия и т. д.
Это сказалось и в увеличении количества смешанных браков, все же не очень частых. По данным Руби Кеннеди, с 1870 до 1950 г. из всех национальных групп, живших в Нью-Хейвене, самую высокую долю эндогамных браков имели евреи и итальянцы. В том же Нью-Хейвене италоамериканцы 2-го поколения, наиболее привязанные к итальянской группе («ингруперы», по терминологии Чайлда), обнаружили наибольшее единодушие в намерении жениться только на итальянках. Что касается их антиподов—«мятежников», то и они предпочли бы жениться на итальянках, только на американских и преддочтительно ассимилированных. При всей их вызывающей установке на американизм они боялись, как бы жена-американка не стала попрекать их «итальянством», и считались со взглядами своих родителей. Среди бостонских итальянцев 2-го поколения, описанных Гансом, браки с неитальянцами были редкостью и общественным мнением не одобрялись. Впрочем, на браки с католиками делалась скидка.
Однако даже браки в пределах италоамериканской группы можно считать шагом к экзогамии. В этой группе долго бытовала эндогамия в кругу уроженцев одной провинции, одного района, даже одной деревни. Уже в XX в. один из персонажей книги Уайта, выходец из сицилийской семьи, женился на избранной им девушке, семья которой происходила из области Абруццо, лишь благодаря тому, что умел говорить на разных итальянских диалектах и обманул ее отца, который терпеть не мог сицилийцев, притворившись выходцем из Абруццо. В какой-то мере смешанными можно считать и браки итальянских иммигрантов с италоамериканками 2-го поколения. Здесь налицо явная разница в степени ассимилированности супругов. Во всяком случае американская статистика причисляет такие браки к смешанным.
Смешанные браки
Безусловно, смешанные браки заключались, однако, и в первые десятилетия жизни итальянцев в Америке. При этом чаще женились итальянские мужчины па местных женщинах, преимущественно католичках. Ввиду того что итальянских девушек держали в строгости, молодые итальянцы обращались к ирландкам и, если женились вне своей национальной группы, то чаще на них. Так, в бостонском Норт-энде конца XIX в. ирландки выходили за молодых генуэзцев. Заключались, однако, смешанные браки с представителями других этнических и конфессиональных групп, например итало-еврейские и итало-африканские. В межрасовых браках белыми супругами чаще бывали женщины, но среди белых мужей преобладали итальянцы.
Впрочем, в XX в., как отмечено Гансом, итальянские девушки чаще вступали в смешанные браки, чем юноши. Это было связано с их большей социальной мобильностью и более высоким образовательным уровнем.
Созревание 2-го поколения вносило серьезные изменения в жизнь италоамериканской общности. Слабела приверженность к землячествам, хотя раздоры между ними продолжались. Так, в бостонском Вест-энде исчезала во 2-м поколении разница между выходцами из южных областей Апеннинского полуострова и с Сицилии. Слабее становилась внутренняя сплоченность итальянского квартала.
Юноши итальянских кварталов
Юноши этих кварталов объединялись в соседские группы, проводившие вместе свободное время. Структура и функции этих групп исследованы, в частности, Уайтом. В таких группах (gangs) молодые мужчины состояли лет до 30. Встречались они обычно в излюбленных кафе, за одними и теми же столиками. Большинство имело клички. В районе, исследованном Уайтом, было, как уже упоминалось, два типа юношеских групп. «Угловые ребята» из общественных низов привыкли тратить деньги беспечно, платить за товарищей. Главной нравственной ценностью у них считалась верность друзьям. «Ребята из колледжа» вели себя более расчетливо, каждый платил за себя. Они ориентировались главным образом на жизненный успех. Видимо, первые были больше связаны с нравами италоамериканской общности, вторые же брали установку на американские нравы. Впрочем, резкой грани между обеими группами не было, имелись контакты. Случалось, что юношеские группы указанного типа являлись преддверием к преступному миру.
Суевериям, так широко бытовавшим среди иммигрантов, придавали гораздо меньшее значение их потомки. В связи с этим исчезали из итальянских кварталов и красочные религиозные процессии, о которых речь впереди. Хотя ни семья, ни соседство, ни школа не воспитывали у юных италоамериканцев 2-го поколения особой приверженности к религии, как отмечалось выше, — позиции католической церкви среди второго поколения укрепились. Правда, сыновья итальянских иммигрантов редко шли в священники, чему, вероятно, способствовала несклонность их к безбрачию, но они стали более исправными прихожанами, давали деньги на церковь. Прежние итальянские общества взаимопомощи, преимущественно земляческие, вытеснялись церковными. Эти тенденции получили полное развитие уже после второй мировой войны. Свидетельствовали они не о росте религиозности, а о врастании в американское общество как италоамериканцев, так и католической церкви, о социальном расслоении италоамериканской группы, о принятии ею ценностей и обычаев буржуазной Америки.