отношение елизаветы федоровны к распутину

Великая княгиня Елизавета Федоровна и Григорий Распутин

Писатель Юрий Рассулин об отношении великой княгини новомученицы Елизаветы Федоровны к старцу Григорию

«Такие люди, как Юсупов, Джунковский, Родзянко, Тютчева, Гучков и другие ненавидели конкретного человека – крестьянина Григория Ефимовича Распутина-Нового. В отличие от них Елизавета Федоровна относилась с крайней неприязнью не к живому, реальному человеку, а к фантому, несуществующему миражу, наваждению. Этот мнимый образ был слеплен в ее воображении из сплетен Тютчевой, лживых донесений агентов Джунковского, безответственных, пустых брошюр Новоселова. Уважаемый богослов, духовный писатель и ревнитель благочестия М. Новоселов, как и епископ Феофан (Быстров), позволил увлечь себя духу слепой неприязни, безпочвенных претензий, несоразмерного полемического запала, ложно понимаемой ревности – пишется в книге «Великий праведный старец страстотерпец Григорий».

К сожалению, Новоселов пользовался авторитетом и уважением в среде образованных людей, и его брошюрам о Григории Распутине верили. Не исключением была и Елизавета Федоровна. Откровения Новоселова она принимала за чистую монету, как человек искренний и доверчивый, и, наверное, немного наивный. Под действием ядовитой информации, которая в изобилии поступала отовсюду и ото всех, Елизавета Федоровна, конечно, не знала и не понимала, кого она так настойчиво отвергала в действительности. В вопросе о Распутине она не смогла преодолеть в себе чувство отвращения, не смогла разорвать путы всеобщего ослепления и подняться выше ядовитого облака сплетен и пересудов, не смогла преодолеть себя и лично познакомиться с крестьянином Григорием, как она поступила по отношению к убийце своего мужа. Это, конечно, следовало бы сделать, переступить запретную черту, чтобы воочию убедиться только в одном – под неприятным для нее мифическим образом Григория Распутина находился совершенно иной человек, нежели тот, которого она представляла себе из рассказов своего окружения. Но она этого не сделала.

Всякому, кто познакомился с жизнью преподобномученицы Вел. княгини Елизаветы Феодоровны невозможно усомниться в ее искренности, высокой нравственности, чистоте идеалов и помыслов, честности и любви по отношению к Царской Семье, России, и Русскому народу. В том, что она не любила уродливого монстра, созданного больным воображение толпы, ее винить нельзя. Гораздо более серьезные основания для претензий к Елизавете Федоровне связаны с ее нежеланием поверить родной, горячо любимой сестре и ее Державному супругу. У Елизаветы Федоровны не было оснований им не доверять. Что же из этого следует? Ответим словами старца Григория Ефимовича Распутина-Нового: «Да, грех! А Господь милостив!»

Милостивый Господь, искупивший человечество своей кровью, спас и Елизавету Федоровну, возложив на нее тяжкий крест испытаний и мученической кончины за Христа. Она пронесла крест безропотно и терпеливо, с твердостью и упованием на Божье милосердие. За праведную жизнь, многие добродетели и мученическую кончину сподобил ее Господь венца святости.

Сохранились архивные документы, свидетельствующие о том, что между четой Русских Венценосцев и Вел. княгиней Елизаветой Федоровной произошло примирение. В мае 1918 г. Елизавета Федоровна из Алапаевска отправила Царской Семье в Екатеринбург посылку с некоторыми продуктами – поздравление со Святой Пасхой. В Екатеринбурге их было только трое: Царь, Царица и Вел. княжна Мария. Остальные Царские Дети, разлученные с родителями, все еще находились в Тобольске. Государыня Александра Федоровна поручила Марии Николаевне написать ответ и поздравить от лица всей Семьи Елизавету Федоровну со Светлым Праздником. Вот это письмо: «Пермь. Елизавете Феодоровне. Екатеринбург, 4/17 Мая 1918 г. Воистину воскресе! Трижды Тебя дорогую целуем. Спасибо большое за яйца, шоколад и кофе. Мама с удовольствием выпила первую чашку кофе, очень вкусно. Ей это очень хорошо от головных болей; у нас как раз не было взято с собой. Узнали из газет, что Тебя выслали из твоей обители, очень грустим за Тебя. Странно, что мы оказались в одной губернии с Тобой и моим крестным [Вел. князь Михаил Александрович]. Надеемся, что Ты можешь провести лето где-нибудь загородом, в Верхотурье или в каком-нибудь монастыре. Очень грустим без церкви. Мой адрес: Екатеринбург, Областной исполнительный комитет. Председателю для передачи мне. Храни Тебя Бог +. Любящая Тебя Крестница».

Не возможно поверить в то, что душа Елизаветы Федоровны отошла ко Господу с грузом неприязни и раздражения к Их Другу Григорию. Нет сомнений, что произошло примирение и с ним. Как? Мы не знаем. Может быть, так, как это произошло с епископом Гермогеном, может быть, по иному. Бог про то ведает.

Источник

Елизавета Федоровна Романова:правила жизни

О человеке лучше всего говорят его дела и письма. Письма Елизаветы Федоровны близким людям раскрывают правила, на которых она строила свою жизнь и отношения с окружающими, позволяют лучше понять причины, побудившие блестящую великосветскую красавицу превратиться в святую еще при жизни.

В России Елизавета Федоровна была известна не только как «самая красивая принцесса Европы», сестра императрицы и жена царского дяди, но и как основательница Марфо-Мариинской обители милосердия – обители нового типа.

О вере: «Внешние признаки только напоминают мне о внутреннем»

По рождению лютеранка, Елизавета Федоровна, при желании, могла всю жизнь ею и оставаться: каноны того времени предписывали обязательный переход в Православие только тем членам августейшей фамилии, которые имели отношение к престолонаследию, а муж Елизаветы, великий князь Сергей Александрович, наследником престола не являлся. Однако на седьмом году брака Елизавета принимает решение стать православной. И делает это не «из-за мужа», а по собственному изволению.

Из письма к отцу, Людвигу IV, великому герцогу Гессенскому и Прирейнскому(1 января 1891 г.):

Я решилась на этот шаг [ – переход в Православие –] только по глубокой вере и я чувствую, что пред Богом я должна предстать с чистым и верующим сердцем. Как было бы просто — оставаться так, как теперь, но тогда как лицемерно, как фальшиво это бы было, и как я могу лгать всем — притворяясь, что я протестантка во всех внешних обрядах, когда моя душа принадлежит полностью религии здесь. Я думала и думала глубоко обо всем этом, находясь в этой стране уже более 6 лет, и зная, что религия «найдена».

Даже по-славянски я понимаю почти все, хотя никогда не учила этот язык. Ты говоришь, что внешний блеск церкви очаровал меня. В этом ты ошибаешься. Ничто внешнее не привлекает меня и не богослужение — но основа веры. Внешние признаки только напоминают мне о внутреннем…

О революции: «Предпочитаю быть убитой первым случайным выстрелом, чем сидеть, сложа руки»

Из письма В.Ф. Джунковскому, адъютанту великого князя Сергея Александровича (1905 г.):

Революция не может кончиться со дня на день, она может только ухудшиться или сделаться хронической, что, по всей вероятности, и будет. Мой долг – заняться теперь помощью несчастным жертвам восстания… Предпочитаю быть убитой первым случайным выстрелом из какого-нибудь окна, чем сидеть тут, сложа руки.

Из письма императору Николаю II (29 декабря 1916 г.):

Всех нас вот-вот захлестнут огромные волны Все классы — от низших и до высших, и даже те, кто сейчас на фронте, — дошли до предела. Какие еще трагедии могут разыграться? Какие еще страдания у нас впереди?

О прощении врагов: «Зная доброе сердце покойного, я прощаю Вас»

Из шифрованной телеграммы прокурора Сената Е.Б. Васильева от 8 февраля 1905 г.:

Свидание великой княгини с убийцей состоялось седьмого февраля в 8 часов вечера в канцелярии Пятницкой части. На вопрос кто она, Великая Княгиня ответила «я жена того, кого Вы убили, скажите за что Вы его убили»; обвиняемый встал, произнося «Я исполнил то, что мне поручили, это результат существующего режима». Великая Княгиня милостиво обратилась к нему со словами «зная доброе сердце покойного, я прощаю Вас» и благословила убийцу. Затем осталась наедине с преступником минут двадцать. После свидания он высказал сопровождавшему офицеру, что «Великая Княгиня добрая, а вы все злые».

Из письма императрице Марии Федоровне (8 марта 1905 г..):

Жестокое потрясение [от смерти мужа] у меня сгладил небольшой белый крест, установленный на месте, где он умер. На следующий вечер я пошла туда помолиться и смогла закрыть глаза и увидеть этот чистый символ Христа. Это была великая милость, и потом, по вечерам, перед тем, как ложиться спать, я говорю: «Спокойной ночи!» — и молюсь, и в сердце и душе у меня мир.

О молитве: «Я не умею хорошо молиться…»

Из письма княгине З.Н. Юсуповой (23 июня 1908 г.):

Мир сердечный, спокойствие души и ума принесли мне мощи святителя Алексия. Если бы и Вы могли в храме подойти к святым мощам и, помолясь, просто приложиться к ним лбом – чтобы мир вошел в Вас и там остался. Я едва молилась – увы, я не умею хорошо молиться, а только припадала: именно припадала, как ребенок к материнской груди, ни о чем не прося, потому что ему покойно, от того, что со мною святой, на которого я могу опереться и не потеряться одна.

О монашестве: «Я приняла это не как крест, а как путь»

Через четыре года после гибели мужа Елизавета Федоровна продала свое имущество и драгоценности, отдав в казну ту часть, которая принадлежала дому Романовых, а на вырученные деньги основала в Москве Марфо-Мариинскую обитель милосердия.

Из писем императору Николаю II (26 марта и 18 апреля 1909 г.):

Через две недели начинается моя новая жизнь, благословленная в церкви. Я как бы прощаюсь с прошлым, с его ошибками и грехами, надеясь на более высокую цель и более чистое существование. Для меня принятие обетов — это нечто еще более серьезное, чем для юной девушки замужество. Я обручаюсь Христу и Его делу, я все, что могу, отдаю Ему и ближним.

Из телеграммы и письма Елизаветы Федоровны профессору Санкт-Петербургской Духовной Академии А.А. Дмитриевскому (1911 г.):

Некоторые не верят, что я сама, безо всякого влияния извне, решилась на этот шаг. Многим кажется, что я взяла на себя неподъемный крест, о чем и пожалею однажды и — или сброшу его, или рухну под ним. Я же приняла это не как крест, а как путь, изобилующий светом, который указал мне Господь после смерти Сергея, но который за долгие годы до этого начал брезжить в моей душе. Для меня это не «переход»: это то, что мало-помалу росло во мне, обретало форму. Я была поражена, когда разыгралась целая битва, чтобы помешать мне, запугать трудностями. Все это делалось с большой любовью и добрыми намерениями, но с абсолютным непониманием моего характера.

Об отношениях с людьми: «Я должна делать то же, что они»

Из письма Е.Н. Нарышкиной (1910 г.):

…Вы можете вслед за многими сказать мне: оставайтесь в своем дворце в роли вдовы и делайте добро «сверху». Но, если я требую от других, чтобы они следовали моим убеждениям, я должна делать то же, что они, сама переживать с ними те же трудности, я должна быть сильной, чтобы их утешать, ободрять своим примером; у меня нет ни ума, ни таланта – ничего у меня нет, кроме любви к Христу, но я слаба; истинность нашей любви к Христу, преданность Ему мы можем выразить, утешая других людей – именно так мы отдадим Ему свою жизнь…

Об отношении к себе: «Продвигаться вперед надо настолько медленно, чтобы казалось, что стоишь на месте»

Чем выше мы пытаемся подняться, чем большие подвиги налагаем на себя, тем больше старается диавол, чтобы сделать нас слепыми к истине. Продвигаться вперед надо настолько медленно, чтобы казалось, что стоишь на месте. Человек не должен смотреть сверху вниз, надо считать себя худшим из худших. Мне часто казалось, что в этом есть какая-то ложь: стараться считать себя худшим из худших. Но это именно то, к чему мы долж­ны прийти — с помощью Божией все возможно.

О том, почему Бог допускает страдания

Из письма графине А.А. Олсуфьевой (1916 г.):

Я не экзальтированна, мой друг. Я только уверена, что Господь, Который наказывает, есть тот же Господь, Который и любит. Я много читала Евангелие за последнее время, и если осознать ту великую жертву Бога Отца, Который послал Своего Сына умереть и воскреснуть за нас, то тогда мы ощутим присутствие Святого Духа, Который озаряет наш путь. И тогда радость становится вечной даже и тогда, когда наши бедные человеческие сердца и наши маленькие земные умы будут переживать моменты, которые кажутся очень страшными.

О Распутине: «Это человек, который ведет несколько жизней»

Елизавета Федоровна крайне негативно относилась к тому чрезмерному доверию, с которым ее младшая сестра, императрица Александра Федоровна, относилась к Григорию Распутину. Она считала, что темное влияние Распутина довело императорскую чету до «состояния слепоты, которое бросает тень на их дом и страну».

Интересно, что двое из участников убийства Распутина входили в ближайший круг общения Елизаветы Федоровны: князь Феликс Юсупов и великий князь Дмитрий Павлович, приходившийся ей племянником.

Из письма императору Николаю II (4 февраля 1912 г.):

Я ясно видела то, что надвигалось, разные люди со всех концов страны просили предупредить тебя, что это человек, который вел несколько жизней, так говорят те, с кем он соприкасался, и что ты никогда не увидишь глубин его души, он будет прятать от тебя ту сторону, что покажется кошмаром каждому честному подданному.

Из письма императору Николаю II (29 декабря 1916 г.):

Может, ни у кого не достало смелости сказать тебе, что на улицах города, и не только там, люди целовались, как в пасхальную ночь, в театрах пели гимн, все были захвачены единым порывом — наконец черная стена между нами и нашим государем исчезла, наконец все мы услышим, почувствуем его таким, каков он есть. И волна сострадательной любви к тебе всколыхнула все сердца. Бог даст, ты узнаешь об этой любви и почувствуешь ее, только не упусти этот великий момент, ведь гроза еще не кончилась и вдалеке раздаются громовые раскаты.

О смерти «Я не люблю это слово»

Из писем великому князю Павлу Александровичу (31 марта 1905 г.) и княгине З.Н. Юсуповой (1 июля 1908 г.):

До последних минут

Из воспоминаний монахини Надежды (в миру – Зинаиды Бреннер (1890—1983 гг.),, бывшей насельницы Марфо-Мариинской обители):

На вопрос, какую добродетель Елизавета Феодоровна почитала большей, матушка Надежда ответила: «Милосердие. Причем, во всяком самомалейшем его проявлении».

Милосердной она была до последних минут своей светлой жизни:

Из послания митрополита Анастасия (Грибановского, РПЦЗ), посвященного «Светлой памяти Великой Княгини Елизаветы» (Иерусалим, 5/18 июля 1925 г.):

Источник

«В молитве Александра Федоровна общалась с душой Григория»

Беседа Ф. Ф. Юсупова и Е. А. Нарышкиной. 1926 г. Записал внук Нарышкиной Николай.

«Елизавета Алексеевна сказала Юсупову:

— Я попросила моего внука присутствовать при нашем разговоре. В дискретности Николая вы можете быть уверены — он никому не скажет ни слова об этом. Из вашего письма я не совсем поняла, о чем вы хотите меня спросить?

— Насколько я помню, в те тяжелые дни никто вас не проклинал и о вашем поступке не говорили, во всяком случае, не при мне. Императрица так была подавлена всем, что свалилось на нее после 16 декабря, что как бы замкнулась в себе и, вероятно, большую часть времени проводила в молитвах. Когда же начались грозные волнения и от нее стали требовать каких-то энергичных решений, — она временно перестала понимать серьезность того, что вокруг происходило. Потом заболели дети. И вдруг, как гром с неба, она узнала об отречении. Ощущала ли она вашу ответственность за все, что произошло, не могу ничего сказать. Думаю, что в эти первые месяцы она стала постепенно осознавать себя искупительной жертвой, нужной для таинственного Высшего предначертания. Она иногда говорила, что заточение, издевательства над ее семьей и Аней Вырубовой послужат для будущего спасения и величия России. На вопрос одной из дочерей, почему все так произошло, она ответила двумя словами: «Божья воля».

— Не можете ли вы сказать подробнее, в чем заключалась эта внутренняя перемена? И что еще говорилось о событиях в Александровском дворце?

— Никто об этом не говорил. Все привыкли смотреть на все глазами императрицы. Как вы знаете, она всех невольно подавляла, невольно гипнотизировала своей волей, своей idee fixe… У нее были две навязчивые идеи, которые сводились к одному. Во-первых, она считала, что Бог послал ее в Россию помочь государю, ее праведному, но слабовольному супругу. Если бы она оказалась около него в вагоне на станции Дно, она внушила бы ему не отрекаться. И та ужасная бумага не была бы подписана. Так, когда-то она настояла, чтобы после манифеста 1905 года в молитвах о государе сохранилось бы наименование «самодержавнейший». Он был власть, она была силой. Без силы никакая власть не может удержаться, особенно в той, тогдашней России, где накопилось столько нечисти, где темные силы ненавидят православие, совершают убийства из-за угла и изливают потоки лжи и клеветы на лучших преданнейших царю людей.

Тут Елизавета Алексеевна остановилась, вероятно, подумав, что ее слушатель сможет принять последние слова на свой счет. Но он, немного помолчав, спросил только, о какой второй навязчивой идее она недоговорила.

— Думаете ли вы, — спросил Юсупов, — что государыня в какой-то степени страдала психическим расстройством, душевной болезнью?

— Я этого не думаю, ни сейчас, ни раньше никогда так не думала. Она была очень умна. Будучи женщиной наблюдательной, она, начиная с 1915 года, понимала, что армия не та, что была раньше. В результате страшных потерь на полях сражений дух армии пошатнулся еще до революции и «Приказа № 1». Об этом она писала в Могилев: «Убит преображенец Амбразанцев и многие из лучших, на кого мы раньше могли опираться». Я только думаю, что когда ум человека в течение многих лет направлен только в одну точку и настойчиво принимает за истину то, что большинству людей кажется фантазией, то тут происходит опасность некоторой неуравновешенности. Всякий знает, что упрямство — опасное свойство, и от него особенно трудно избавиться, когда одна фантазия сменяется другой, подобной прежней. В том случае, о котором мы говорим, настойчивый упор был связан с некоторой романтической фантастикой. Настоящая религиозность православия, на мой взгляд, не фантастична, она скорей зиждется на здравом смысле, что видно из Священного Писания и из житий Святых. Кто-то указал ей на то, что в наши святцы включен Будда, под именем царевича Иосафата, то есть Бодисатвы; об этом она говорила еще до войны. Также говорила и писала всем, кому доверяла, писала даже в Англию, о том, что русский крестьянин обладает силой мистической религиозности. В этом, как ни странно, она совпадала с мнением Толстого. Многие видят в этом истину, недоступную ученым богословам. Но, конечно, ничего преувеличивать не следует. С Григорием я не встречалась, видела его мимоходом, кажется, Герард мне указал на него в Федоровском соборе. Иногда мне представляется, что за всеми его озорствами была не только искренность, но и некая мужицкая правда. Когда императрица не хотела видеть у себя какого-нибудь архиерея, или министра, или светскую даму, она объясняла свое нежелание так: «Что понимает он или она в крестьянском православии?» Думаю, что это могло бы отнестись и к вам, особенно после той трагедии, о которой вы пришли говорить. Так вот, я думаю, я ответила на ваш вопрос, как относилась к вам императрица. А тебя, Кот, попрошу ничего об этом не рассказывать, пока не пройдет сорок лет после моей смерти (она умерла в следующем году, немного не дожив до 90 лет). Ничего особенно нового и интересного для истории во всем этом нет, но все же прошу до поры до времени держать это в тайне»

Источник: Нарышкина Е. А. Мои воспоминания. Под властью трех царей / Елизавета Алексеевна Нарышкина. М., 2014, с. 565−568.

Источник

ПИСЬМА О РАСПУТИНЕ

Письма Николаю II

Преподобномученица Великая Княгиня Елизавета Федоровна

Пятница, под Собор Архангела Гавриила

Благослови тебя Господь за твой добрый, добрый взгляд, когда я просила у тебя прощения перед исповедью. В этих глазах я увидела твою истинную душу, как в прежние времена. На днях они потеряли это выражение, и в моей глубокой печали это было самым тяжким. Говорят, глаза — зеркало души, и я верю в это. Милое, милое дитя — ведь я могу называть тебя так, правда? Очень давно я знаю тебя, вместе с Сержем [супругом вел. кн. великим князем Сергием Александровичем – ред. Эсх.] за тебя молилась. И сейчас, более чем всегда, мои молитвы сопровождают тебя. Пожалуйста, пожалуйста, прости меня сейчас и прости за прошлое. (Я, конечно, никогда не прощу себе и едва ли не на каждой исповеди повторяю: почему я была так резка тогда, ведь кто знает, может статься, глубокой, нежной любовью я могла бы действительно помочь тебе, не утратив твоего доверия навсегда.) Может быть, если бы я сумела поступить иначе, ты бы увидел истину и более не искал помощников, незаметно увлекающих тебя в свою особую веру, притворяясь подлинно православными. В спорах рождается истина, и, может быть, нам надо было спокойно поговорить, все взвесить и прийти к заключению, что мы можем ошибаться и не всякий свят, кто кажется таковым. Они могут быть вполне искренни, я допускаю это, хотя, похоже, это не так, но хорошо, положим, они искренни — увы, они уловлены диаволом в прелесть. Ведь чем выше мы пытаемся подняться, чем большие подвиги налагаем на себя, тем больше старается диавол, чтобы сделать нас слепыми к истине. Чем выше мы возносимся, тем чаще падаем, подвигаться вперед надо настолько медленно, чтобы казалось, что стоишь на месте. «Дом души — терпение, пища души — смирение». Человек не должен смотреть сверху вниз, надо считать себя худшим из худших. Мне часто казалось, что в этом есть какая-то ложь: стараться считать себя худшим из худших. Но это именно то, к чему мы долж­ны прийти — с помощью Божией все возможно. Не смотри на мое письмо как на длинное послание-проповедь. Я считаю это моей исповедью перед тобой. Через две недели начинается моя новая жизнь, благословленная в церкви. Я как бы прощаюсь с прошлым, с его ошибками и грехами, надеясь на более высокую цель и более чистое существование. Помолись за меня, дорогой! Если б только вы смогли приехать и провести здесь неделю поста и Пасху! Для меня принятие обетов — это нечто еще более серьезное, чем для юной девушки замужество. Я обручаюсь Христу и Его делу, я все, что могу, отдаю Ему и ближним, я глубже вхожу в нашу Православную Церковь и становлюсь как бы миссионером христианской веры и деятельного милосердия. Дорогой мой, как же я недостойна всего этого, как нужны мне благословение и молит­вы! Неужели вы действительно никак не сможете приехать?! Для Алике это было бы вовсе не утомительно, и более счастливые и светлые дни прошлого согрели бы ее сердце и вдохнули здоровье. Ведь вы все так любите Москву, и неужели вам нет совсем никакого дела до меня, вашего верного друга и сестры Эллы?

Так счастлива принять Святое Причастие, живя среди вас. Христос да покроет всех нас Своей совершенной и безграничной любовью!

Благослови и сохрани тебя Господь, дражайший Ники!

Прошло две недели — и ни единого слова от тебя в знак прежней братской привязан­ности после того, как ты обвинил меня в том, чего я не делала! Снова уверяю тебя, ты был введен в заблуждение, а если мое последнее письмо было таким коротким, то это потому, что я не хотела причинять тебе лишнюю боль вдобавок к той, какую, должно быть, причинили тебе лживые объяснения — ведь ты, увы, поверил им! Теперь к этим измыш­лениям прибавилась низкая ложь.

О, как грустно думать, что двадцать семь лет неизменной дружбы могут быть разбиты вдребезги! И все же я была, есть и останусь верна тебе, что бы ни случилось. Во мне нет ожесточения, а моя привязанность к тебе не уменьшилась ни на йоту.

Благослови Господь вас всех, дорогие!

Всегда в молитвах, со старым верным чувством к тебе твоя любящая сестра Элла.

С огромным нетерпением буду ждать всего два-три слова — о том, что ты не сомневаешься во мне.

Благослови тебя Господь.

Когда я получила твое письмо, меня накрыла волна горя: я заглянула в глубь твоего израненного сердца — чувствовала его в каждой строчке. Но это ошибка, и всю историю с книжкой [брошюра М. А. Новоселова «Григорий Распутин и мистическое распутство» – ред. Эсх.] тебе неверно изложили.

О, если б ты знал меня и верил мне чуть больше! Однажды ты ясно увидишь, что моя совесть чиста перед тобой в глубокой преданной любви, которую я всегда питала к вам обоим, несмотря на то, что, к сожалению, так часто бывала непонята.

Впервые я узнала об этой книжке, когда неожиданно встретила автора на следующий день после ее конфискации, и он рассказал мне обо всем. Я вижусь с ним два-три раза в год; он автор многих интересных духовных брошюр и пылкий труженик на благо нашей Церкви, против тех сомнитель­ных личностей, кто своей жизнью и учением приносит вред,— вот почему он и написал об этом. Вероятно, зная, что я интересуюсь этими вопросами, он возымел намерение послать мне книжку; но, когда спросил меня, хочу ли я этого, я отказалась. Я поступила так, предвидя именно те резоны, что ты привел в своем письме.

Теперь в Петербурге все вышло наружу благодаря — и стало достоянием свободной прессы; я не могу больше препятствовать людям писать, о чем им хочется. Сейчас везде и всюду пытаются выяснить, кто это и почему об обычном человеке запрещено писать в газетах — ведь, если он пожелает защитить свою честь, он может это сделать с помощью закона и Церкви.

Прошу вас обоих, дорогие мои, простите, если нечаянно причинила вам боль.

Спаси тебя Господь и сохрани от всякого зла — вот молитва твоего всегда верного друга и сестры Эллы.

Письмо Феликсу Юсупову.

Дорогое дитя, дорогой маленький Феликс!

Спасибо за письмо, Господь да благословит тебя и да ведет, ведь в твоих руках возможность сотворить беспредельное благо, благо не только для не­скольких человек, а для целой страны. Но помни, дитя мое, что, сражаясь с силами диавола, надо все делать с молитвой. Чтобы Архангел Михаил сохранил тебя от всякого зла, посылаю тебе образок из Киева, из храма Архистратига Михаила и святой Варвары, да защитят они тебя от всякой на­пасти. В молитве Архангелу Михаилу (он возглавляет Ангельское воинство против диавола и в час последнего суда будет сражаться за каждую душу, имеющую хотя бы искру веры) есть такие слова — выучи их наизусть: «Озари убо ум наш светом лица Божия, иже выну сияет на молниевидном лице тво­ем. Да возможем разумети, что есть воля Божия о нас благая и совершенная, и ведати вся, яже подобает нам творити и яже оставляти. Да познают вси противляющиися нам, яко с нами Бог и святии Ангели его. Не остави нас, Архангеле Божий. да охраняеми тобою. » Я для тебя велела отпечатать на машинке несколько экземпляров, передам, когда ты сочтешь нужным. Это написала одна бедная девушка, моя знакомая, она слушала лекцию об этих теософах — против них.

Скоро приедет одна знаменитость, и будет замечательная лекция — крас­норечивые противники, каждый защищает свое; я только не знаю, когда и кто, но полагаю, что тот, о котором ты говоришь. И думаю, не ошибусь, сказав, что он поедет в Зосимову пустынь, к отцу Алексею, нашему старцу и духовнику, так как этот тип людей, я знаю, идет к нему, видя в нем нечто великое, сильное, стремление глубже ощутить свои христианские силы против их сил — назовем их подлинным именем, сил антихриста, то есть диавола, ибо у него будет не один только лжепророк, а множество, с начала и до конца мира, когда князь князей земных захочет воцариться над уми­рающей землей и попытается завоевать приверженцев для своего господи­на — диавола — против сил света, ожидающих и сопровождающих Христа Сына Божия. Это таинственно, велико и страшно.

Я думаю, что Мари [видимо, условное имя – прим. сост.] погубит этот человек, конечно же, сильнейший, чем она; и предчувствие страшит ее подругу, которая ощущает нечто бездон­ное, unfathomable [непостижимое], как говорят англичане, она чувствует силу большую, чем сила ее друга, боится потерять его и погибнуть самой. Может быть, так благий Бог положит конец этому кошмару и одно зло убьет другое, только бы, ради всего святого, новое зло не достигло своей цели — это будет хуже всего. Я думаю, хорошо бы ты поговорил с этим священником — в нем есть христианское начало. Но очень дипломатично, не напролом. Там очень упрямы, и это упрямство, с одной стороны, понятно: из-за веры в то, что исключительно его молитвы исцелят и спасут ребенка [речь идет о царской семье и Распутине – прим. сост.]. Все основано на ложной посылке — но ведь более всего слеп тот, кто хочет быть слепым.

Нежно целуй мама. Да благословит Бог ваши праздники и новый год.

Видишь ли ты моего племянника? Как он?

Как устраивается твоя жизнь? Как здоровье и настроение родителей?

Лучше будет сжечь это письмо — твое я тоже хочу сжечь. Хорошо бы ты сумел найти надежных людей и иногда писать мне с оказией.

Письмо Николаю II.

Преподобномученица Великая Княгиня Елизавета Федоровна. Рождество 1917.

Дражайший Ники. Не могу понять твоего молчания — молчания, которым все вы, мои дорогие, казните меня. В ответ на мое письмо, и в самом деле написанное сильно, ты снисходительно сообщил, что получил мое послание; может быть, ты нашел, что я слишком самонадеянна, и потому ничего не сказал при встрече. Но я никогда не лгала тебе; может быть, я и бывала резка, но всегда откровенна, и мне кажется трусостью умолчать о том, что знаешь и чувствуешь, боясь непонимания или скорбей. Я высказала Алике все свои страхи, тревогу, переполнявшую мое сердце — словно большие волны захлестывали всех нас,— и в отчаянии я устремилась к тебе. Я люблю так преданно, что предупреждаю тебя: все сословия, от низших до высших, и даже те, кто сейчас на войне, дошли до последней черты. Она велела мне не говорить с тобой, поскольку я уже тебе писала, и я уехала с таким чув­ством — встретимся ли мы еще когда вот так? Какие еще трагедии могут произойти, какие страдания нас ждут?

«Бог не искусством побеждает непогоды, но единым мановением укроща­ет бурю. Почему не в начале и не вдруг? Это Его обычай — не прекращать несчастий, лишь только наступили они; но пусть возрастут, дойдут до край­ности и большая часть людей станет терять надежду — тогда Он начинает чудодействовать и производить необыкновенные дела, с одной стороны, показывая Собственную силу, с другой, упражняя терпение злополучных. Итак, не падай духом» — слова Иоанна Златоуста, сказанные во времена черных туч, нестроений и терзаний в Церкви и среди христиан.

Пусть в новом, 1917 году тучи развеются, солнце воссияет над всей любимой Россией, победы, внешние и внутренние, принесут славный мир тебе, нашему возлюбленному государю, всем-всем твоим подданным и мне, одной из них.

Благослови тебя Господь. Бог в помощь.

Твоя преданная сестра Элла.

Телеграммы Великому Князю Дмитрию и княгине Юсуповой,
после убийства Распутина Ф. Юсуповым.

«Москва, 18. XII, 8.52. Княгине Юсуповой. Кореиз. Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патрио­тический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней. Елизавета».

(Печатается по книге: «Письма Преподобномученицы Великой Княгини Елизаветы Федоровны». Москва 2011).

Источник