что такое откровение помыслов в православии
Различие между откровением помыслов старцу и исповедью пред духовником
Исповедание грехов перед духовником и перед старцем – одинаковое по имени – не одно и то же по своему свойству и силе. Исповедь перед первым носит, так сказать, юридический характер, т. е. имеет основание в узаконивании, установлении духовничества или Таинства Покаяния Самим Господом нашим Иисусом Христом, Который, как известно, Своим апостолам, в лице их и всем правильно посвященным пастырям, дал власть вязать и разрешать души людей. («Елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси; и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех». Мф. 18:18 ). А исповедь, откровение грехов пред старцем, – каковым может быть и лицо не имеющее сана священного, – есть установление только нравственного свойства, без права вязать и решить.
В этом, вообще, и состоит коренное различие между откровением помыслов старцу и исповедью перед духовником.
Между прочим, откровение помыслов старцу, как и вообще старчество, хотя есть установление человеческое, но не без воли Божией. Ибо Бог через Божественное Писание и через Отцов указал нам путь спасения, сказав: «вопроси отца твоего, и возвестит тебе, старцы твоя, и рекут тебе». ( Втор. 32:7 ); и еще: «им же несть управления, падают, якоже листвие; спасение же есть во мнозе совете“ ( Притч. 11:14 ); еще: «с советом вся твори» ( Сир. 32:21 ). Отсюда явствует, что вопрошание старца, или, вернее, откровение помыслов старцу установлено «человеками» на основании как сего Божественного указания, так и в силу самой нравственной пользы сего делания для хотящих непреткновенно шествовать по пути спасения.
Чтобы подробнее уяснить различие откровения помыслов старцу от исповеди перед духовником, является необходимость коснуться различия вообще между старцем и духовником в отношении их деятельности.
Старец в деле своего руководства, или «окормления» непременно должен иметь особый дар «рассуждения духовного». Он преимущественно сим даром должен обладать; a без этого дара он уже и не старец; тогда как в деле духовничества могут исполнять свои обязанности и лица не вполне обладающие «старческим» рассуждением. В этом и заключается первое различие между откровением помыслов старцу и исповедью пред духовником. Духовник по преимуществу есть совершитель таинства; а старец – опытный советник и наставник текущего по пути спасения. Вот отчего часто и бывает в монастырях, что духовником имеют одного человека, a старцем другого.
Как известно, y шествующего по пути спасения, особенно же y начинающего, много врагов: и мир с его прелестями, и плоть, и страсти, и навыки, и необходимость побеждать духов злобы поднебесных с их невидимыми и видимыми искушениями, с их мысленными и чувственными нападениями. Но главное поле брани y него – собственное его сердце. Ему надо идти против своих любимых привычек, – против требований своей плоти, против желаний собственного сердца. И эта брань стужает ему не только каждый день и час, но и каждую минуту. И вот, постоянно обуреваемый греховными приражениями, тончайшей мысленною бранью, ученик ежедневно и даже иногда неоднократно ходит к старцу с своими сомнениями и смущениями; так что ни одного своего душевного движения не оставляет в скрытности, ни одного слова не пропускает без испытания, но все тайны сердечные подробно обнажает перед старцем.
Можно представить, какою полнотой отличается такое откровение грехов старцу от исповеди перед духовником. У духовника же иногда ученик не побывает столько раз в год, сколько y старца – в неделю. Отчего, поневоле, на исповеди и ограничиваются перечислениями только важных грехов, все же прочие обобщаются под одним именем, напр.: «осуждал, тщеславился», и т.п., – без подробного описания отдельных греховных случаев, за невозможностью их и припомнить и перечислить.
Отсюда само собой вытекает и отличие между откровением помыслов старцу и исповедью перед духовником, именно – с точки зрения полноты и подробности.
Значит, исповедь перед духовником отличается от откровений помыслов старцу со стороны таинственной, догматической. Именно, первая есть Св. Таинство, Богоустановленный догмат; откровение же помыслов старцу не есть установление догматического характера, a только благочестивое учреждение, ведущее начало, по предположению преосвященного Игнатия Брянчанинова, от апостолов (I т. 489 стр.).
Отсюда можно вывести иное отличие откровений помыслов старцу от исповеди перед духовником, – именно – со стороны пользы.
Монах, и тем более новоначальный, если будет довольствоваться одним хождением на исповедь к духовнику, и будет жить без старческого «окормления», то подвергается опасности, во-первых, во всю жизнь не научиться монашеской жизни, во-вторых, – остаться с своими прежними страстями. Справедливость сего не подлежит сомнению; это доказывается самою жизнью в монастырях тех, которые в духовном своем устроении не пошли далее, кроме исполнения время от времени долга исповеди и причастия. Так как исповедь бывает не каждый день, a только 4–12 раз в год, – отчего получаются довольно большие промежутки без испытания совести, – и как наша природа удобопреклонна ко греху, и нуждается в постоянном руководстве; то и бывает, что неудерживаемые страхом близкой исповеди, такие люди и после причастия остаются с прежними страстями, если только еще не с худшими. Об искусстве же их в мысленной брани нечего и поминать: живя без руководства, они «малым чим» отличаются от мирян в своем духовном устроении.
Не то бывает при старческом окормлении. Страх и стыд пред ежедневным судом старца заставляет ученика всемерно блюсти себя от грехов. «Будьте уверены, говорит преп. Антоний Великий, что стыдясь известности, непременно перестанем грешить и даже содержать в мысли что-либо худое» (Доброт. I., гл. 15). A Преп. Иоанн Лествичник говорит: «Душа, помышляющая об исповеди удерживается ею от согрешений, как бы уздою, ибо грехи, которых не исповедуем отцу, делаем уже как бы во тьме и без страха». (Иоан. Лест., сл. 4, 53).
Таким образом, откровение помыслов старцу от исповеди перед духовником отличается как более частое, и как весьма полезное и даже необходимое в деле прохождения монашеской жизни.
Различие между откровением помыслов старцу и исповедью перед духовником можно видеть еще и со стороны права прощения ими грехов. Духовник, в силу данной ему Господом власти, таинственно разрешает и связывает души исповедующихся. Посему покаяние и называется Таинством, «в котором исповедующий грехи свои при видимом изъявлении прощения от священника, невидимо разрешается от грехов Самим Иисусом Христом» (Катехизис). Старцу же право на такое таинственное разрешение не принадлежит. Ему, по словам Святителя Феофана Затворника, «принадлежит разрешение грехов простительных, и разрешаются они самим откровением. Как открыт такой грех, – так и прощен». («Русский Инок», вып. 9–10 за 1910 г., 18 стр.). Т. е., значит, самое откровение прогоняет грех и освобождает открывшего от его плена.
Об этом вот что говорят Св. Отцы:
«Тому, кто судом и советом преуспевших управляет жизнь свою, невозможно пасть от прелести бесовской, так как он самым действием объявления и открытия злых помыслов – обессиливает их и немощнейшими творит». (Собес. 2, гл. 10).
«Начало некое и корень прегрешений наших есть неуместный помысел; когда открывают его, милостью Божию прогоняется, а когда скрывают, мало-помалу переходит в дела тьмы». (Доброт. IV т., 334 поуч.).
«Как Василий Великий, так и прочие Святые Отцы заповедуют вседневно все свои тайности открывать своему наставнику. О таковом послушнике сам дьявол отчаивается, ибо все его козни разрушаются частым откровением». (Поуч. схим. Зосимы Верховского из книги «Житие схим. Зос. Верх.»).
Итак, и с точки зрения права прощать и разрешать грехи различается откровение помыслов старцу от исповеди перед духовником.
Наконец, различие откровений помыслов старцу от исповеди духовником состоит еще в различной степени усвоения и усовершения окормляемого в монашеской жизни – этой, поистине, науке из наук.
В одном из вышеописанных «отличий» мысленная брань названа «тончайшею». И действительно, это так. Для вступившего на путь монашеской жизни необходимо сразу же начинать и до конца жизни вести эту мысленную брань, т. е., проще сказать, бороться с помыслами. Через исповедь же перед духовником, как бываемую изредка, трудно, даже невозможно навыкнуть искусству следить за помыслами и бороться с ними, и потому, именно, необходимо постоянное руководство опытно прошедшего сию науку, – в чем может удовлетворить только старец. Благодаря последнему, ученик мало-помалу научается распознавать злые помыслы, и отсекать их, не соизволять им, уменьшать и отражать наплыв их молитвою Иисусовою, – и тем избавлять себя как от тяжких угрызений совести, так и от перехода их в дело тьмы и греха. Следствием чего и бывает то, что ученик, при постоянном бодрствовании над собою, постепенно идет от силы в силу, незаметно для себя получает добрый навык, и совершенствуется в монашеской жизни.
Отсюда можно заключить, что откровение помыслов старцу и исповедь перед духовником различаются еще неодинаковым влиянием на воспитание в ученике монашеского духа.
Духовник разрешает и заглаждает содеянное; a старец предупреждает будущее, искореняя грех в самом зародыше, – дабы он из мысли не перешел в дело, и не овладел сердцем подвижника.
ОТКРОВЕНИЕ ПОМЫСЛОВ
Почаще открывайте свои помыслы и внутренние действия в чувствах; мало-помалу объясняемые ваши язвы [не предуспеют] на горшия, но исцелеют благодатью Господа нашего Иисуса Христа… А что вы выражаете свои чувства и благие намерения, то и воистину так и есть, когда будем таковые чувства изъяснять со смиренным мудрованием (то есть с Божией помощью и за молитвы отец наших и матерей). А без объяснений опасно, поскольку мы не можем быть утвержденней святого апостола Петра, но и тому было попущено впасть в малодушие и отречься от Иисуса Христа (прп. Лев, 20).
Матушке… не укосневай открывать все от врага навеваемые помыслы, и это ко исцелению тебе послужит (прп. Лев, 20).
А что вы принужденной находитесь других сестер очищать и помыслы принимать, хотя воистину не твоей меры это дело, но только благонадежие, что это принужденное продолжать за послушание, то, по Лествичникову изъяснению, сама в тину погрязшая, других предостерегай, дабы и они в такую же тину не погрязли, а к тому же и другим объясняя словеса и увещевая к целомудренной жизни и своих словес устыдившись, и сама положишь начало к исправлению своей греховной жизни (прп. Лев, 20).
Откровение устроено от святых отцов, чтобы не могли укрыться от неопытных вражии козни (прп. Макарий, 20).
Соображаясь сколько можно с возможностью и со своим устроением, открывайся в недоумениях, в страстных и гордых помыслах, в скорбных приключениях, в осуждении и тому подобных. Откровение, тоже и покаяние, врачует немощи наши и увядает злые помыслы… и сказанные тебе слова на твои недоумения принимай с верой, с каковой должна и идти на откровение (прп. Макарий, 20).
Я потому тебе предлагал иметь откровение или совет, не доверяя своему разуму, дабы не принять того за истину, что есть ложь, и не прельститься, а когда не можешь этого сделать, то сама умудряйся и поучайся в том, что более приводит нас к смирению и показует гнусную гордость и от нее происходящий вред (прп. Макарий, 20).
Когда В. не находит пользы в откровении, не надо ее к этому и нудить; без веры и произволения какая уж будет польза? Когда кто с верой приходит, объясняет свои немощи и смиряется, – Бог дарует и слово к пользе того, а ежели кто идет с сомнением и пренемоганием, когда что не по нем, то какая ж тут польза может быть? (прп. Макарий, 20).
K тебе особенно скажу несколько слов касательно откровения: не то только должно открывать, что пьешь, ешь и правил не исправляешь, но главные страсти, которыми ты или действуешь, или помыслом каким борима, надо объявлять со смирением и самоосуждением, и принимать слова старицы, как Богом внушенные ей к твоей пользе. Главные же страсти суть: гордость, славолюбие, сластолюбие, сребролюбие, гнев, ярость, злопомнение, ненависть, леность, тщеславие, распря, строгое суждение недостатков ближних, строгое взыскание со служащих, скверные мысли, зазрение ближних и подобные таковые; страстные помыслы или деяния должно говорить со смирением, а не скрывать их; явление свет, а не явление тьма. Одно воспоминание о том, что надо сказать, удерживает нас от грехов (прп. Макарий, 20).
Откровение тогда пользует, когда соединено с послушанием, – тогда приносит плод смирения, а откровение с требованием, чтобы было так, как и чего ей хочется, нимало не принесет пользы (прп. Макарий, 20).
Ты думаешь довольствоваться только откровением. Этого одного мало. Если открыть свои раны, надо и лекарство на них: укоризну, досаду, поношение, насмеяние и прочие неприятности для самолюбия и гордости, врачевства которых ты и не будешь иметь, а будешь обольщать себя, что живешь с откровением (прп. Макарий, 20).
Отчего, когда сестры открываются, делается тебе ужасно тяжело и грустно? Оттого, что с тобой как с купелью бывает, которая, счищая грехи, и сама сквернится; надо просить Бога, чтобы Он тебе помог (прп. Иларион, 20).
Надо говорить помыслы матери игуменье, помыслы и ослабеют. А откуда они – от гордости (прп. Амвросий, 2, ч. 2).
Помыслы записывать каждый день. А когда пойдешь к матери игуменье (для откровения), то выпиши их вообще, например, сердилась и т.п. (прп. Амвросий, 3, ч. 2).
Ты выражаешь свое удивление, какая великая сила сокрыта в исповедании борющих помыслов. Не удивляйся этому. И самое монашество есть тайна, а откровение помыслов духовным отцам как монашествующих, так и других лиц составляет существенную часть Таинства Покаяния (прп. Амвросий, 3, ч. 3).
Откровение святыми отцами положено, чтобы легче спастись. Ибо путь спасения вообще труден, но кто спасается с откровением и вопрошением старших, тот много облегчает себе этот трудный путь! Спасайся! (прп. Анатолий, 18).
Ходить на откровение легче всего и спасительнее. А потому ходи и все открывай (прп. Анатолий, 18).
Ты удивляешься, что как только отправишь ко мне, грешному, письмо, то, еще не получив ответа, ощущаешь мир душевный и радость. – Таково свойство откровения. Так об этом написано и у преподобного аввы Дорофея (прп. Иосиф, 19).
Открывать помыслы духовным отцам или матерям есть предание древнее и имеет великую пользу. Открывать надо все, что смущает, а одно открывать, а другое утаивать – нет пользы. Это не вред, если будут знать недостатки и погрешности твои, но больший вред, если хвалить тебя будут или считать за исправную (прп. Иосиф, 19).
Пишешь, что уже не хотела писать ко мне, грешному, до тех пор, пока не научишься делом выполнять мои советы. Но как же это с делом-то согласить? Жизнь духовная требует от проходящих ее откровения, как замечает преподобный авва Дорофей и другие святые отцы. А ты не хочешь писать о себе – значит, не хочешь иметь откровения. Не в том делото, чтобы быть исправной. Ибо перед Господом кто может быть исправен? И Господь не ищет от нас безгрешия, а ищет от нас покаяния, с сознанием своей греховности и с самоукорением. Итак, не пренебрегай откровением, как весьма важным врачевством от заразы греховной (прп. Иосиф, 19).
Писать все надо, и плохое, и доброе, и искушения, и утешения, это и есть истинное откровение. Покаяние надо всегда приносить и вечером, и еще лучше по совершении греха (прп. Иосиф, 19).
Пиши подробно свои разные грехи. Письмами открывай мне свою душу, и Господь после каждого чистосердечного откровения своих немощей даст мир и облегчение (прп. Иосиф, 19).
Открывать помыслы духовным отцам или матерям есть предание древнее и имеет великую пользу. Открывать надо все, что смущает, а одно открывать, а другое утаивать – нет пользы (прп. Иосиф, 19).
Относительно откровения матери казначее – попробуй быть дитем, т.е. все говори, как дитя, с простой душой, и смотри внимательно, как она будет принимать, ласковостью не увлекайся, держи себя ровнее (прп. Иосиф, 19).
Открывайте все свои помыслы, особенно те, которые долго вас не будут оставлять (прп. Варсонофий, 20).
В миру я даже более в свое время был доволен своей жизнью, не замечая и не чувствуя своих грехов и проступков против Бога и ближнего, а здесь я начинаю чувствовать некоторые свои грехи. Здесь [в монастыре] совесть больше обличает, и я стараюсь очищать ее по мере возможности у старца искренним откровением помыслов и поступков. Говорю «искренним», потому что говорю батюшке все от себя, никто меня к тому не принуждает, но есть всетаки у меня желание оправдаться, хотя я и в этом самом каялся батюшке. И я познал, кажется, силу и необходимость откровения, ибо сам на себе чувствую то великое облегчение: то успокоение и умиротворение совести, которое бывает после откровения. Проступок, который все время помнишь и который тебя беспокоит, почти забываешь, когда скажешь о нем батюшке. Поэтому я решил всегда быть откровенным с батюшкой и всячески хранить свою совесть (прп. Никон, 32).
Источник: Симфония по творениям преподобных оптинских старцев : в 2 т. / [ред.-сост. Т. Н. Терещенко]. Москва : ДАРЪ, 2009. / Т. 1. А-О. 640 с. ISBN 978-5-485-00259-6
Поделиться ссылкой на выделенное
Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»
Практика откровения помыслов в монастыре: общие принципы
Доклад, прочитанный на международной монашеской конференции «Святоотеческое наследие в свете афонских традиций: духовное руководство». Екатеринбург, 27-29 мая 2016 года.
Практика откровения помыслов в древнем монашестве
О необходимости того, чтобы монашествующие открывали свои помыслы настоятелям монастырей или кому-то другому, кому вверена эта обязанность, писал ещё святой Василий Великий в своей книге «Правила, пространно изложенные в вопросах и ответах». В ответе на 26 вопрос «О том, что надобно всё, даже и тайны сердечные открывать настоятелю», он пишет: «Каждый из подчинённых, если хочет оказать значительный успех и привести жизнь свою в состояние, согласное с заповедями Господа нашего Иисуса Христа, должен ни одного душевного своего движения не оставлять в скрытности, ни одного слова не пропускать без испытания, но тайны сердечные обнажать пред теми из братий, кому поручено прилагать милосердое и сострадательное попечение о немощных. Ибо таким образом похвальное будет утверждено, а неодобрительное не останется без надлежащего врачевания, а при таком взаимном упражнении, через постепенные приращения, достигнуто будет совершенство».[1] Святитель заповедует нам «ни одного душевного своего движения не оставлять в скрытности», а это лучше всего осуществляется через откровение помыслов. Тот же, кому мы открываем свои помыслы и кто духовно руководит нами, должен рассудить, что из этого «похвальное», то есть хорошее, – и затем утвердить нас в этом. В то время как «неодобрительное», то есть то, что появилось вследствие страстей, не должно остаться без духовного врачевания. Святой Василий объясняет нам, для чего это нужно: таким образом «через постепенные приращения, достигнуто будет совершенство». Совершенство – это то, ради чего мы оставляем мир и принимаем на себя подвиг монашеской жизни.
В книге Собеседования прп. Иоанна Кассиана, в главах из собеседования аввы Моисея, описан случай из жизни святого Антония Великого. Однажды, когда святой Антоний разговаривал с собравшимися монахами на разные духовные темы, он поставил перед собравшимися вопрос о том, какая из добродетелей – величайшая. Было дано несколько ответов: пост и бдение; нестяжательство и презрение ко всему материальному; отшельничество и удаление от мира; человеколюбие и милость и другие. Но Антоний доказал, что ни одной из этих добродетелей не может быть отдано первенство, так как существуют примеры, когда монахи были этими добродетелями весьма украшены, однако несмотря на это пали. Только рассудительность является величайшей добродетелью, заключает Антоний Великий, только она может спасти нас от падения.[2] Далее прп. Кассиан приводит слова аввы Моисея о том, как приобрести эту добродетель. Авва утверждал, что самая мудрая школа достижения этой добродетели – доверяться рассудительности мудрых старцев. Начало же рассудительности в том, чтобы «открывать отцам не только то, что делаем, но и о чём думаем, ни в чём не доверять своему помыслу» и «считать хорошим или худым только то, что они признают таким».[3]
Далее прп. Кассиан приводит пример из жития аввы Серапиона, который, будучи очень молодым монахом, был побеждаем чревоугодием и тайно брал хлеб и ел. Однажды, когда к его старцу за духовными советами пришли некие монахи, старец обратил их внимание на важность откровения помыслов, сказав: «Ничто столько не вредит монахам и ничто столько не радует бесов, как утаивание своих помыслов от духовных отцов». Услышав эти слова, молодой монах Серапион повергся пред ним и сразу исповедал свой грех. Тогда произошло нечто, ставшее поучением как для присутствовавших при этом монахов, так и для всех монашествующих вплоть до наших дней: из груди Серапиона вышло некое пламя, наполнившее весь дом смрадом, словно от горящей серы. Старец объяснил: «Признание твоё… освободило тебя от этого плена; открывши свои поступки, ты поразил беса. …Будучи изведён из твоего сердца и обнаружен, он уже не будет иметь в тебе места».
В конце этого поучения прп. Кассиан приводит также примеры из Святого Писания, как из Ветхого, так и из Нового Завета. Из Ветхого Завета – пример святого пророка Самуила, который ещё в детстве удостоился беседы с Богом, но всё-таки не верил своим помыслам. Будучи дважды призванным Богом, он поспешил к старцу Илúю, чтобы получить от него наставление о том, как ответить Богу. (I Цар. 3, 4-9). Из Нового Завета можно вспомнить пример святого апостола Павла, который, даже после большого опыта проповеди Евангелия, отправился в Иерусалим, чтобы посоветоваться о своём благовествовании и узнать, не подвизается ли он напрасно, как впоследствии писал он Галатам (ср. Гал. 2, 2).
Несмотря на желание сделать введение как можно более кратким, мы не могли хотя бы в кратчайшем виде не упомянуть примеры из Лествицы и Поучений аввы Дорофея, которые говорят о нашей теме. В поучении о послушании, в котором подробно описывается устав одного общежития в Фиваиде, прп. Иоанн Лествичник говорит об обычае монахов носить с собой тетради, чтобы ежедневно записывать свои помыслы и после исповедать их игумену.[4] Авва Дорофей утверждает, что не существует другой причины падения монахов, кроме верования своему сердцу, т.е. следования своему рассуждению. «Бог сохранил меня, и я всегда боялся сего бедствия» – говорит он и сразу же объясняет, каким образом смог избежать этой опасности – «я открывал все свои помыслы старцу авве Иоанну и никогда… не решался сделать что-либо без его совета».[5]
Вывод: С самого начала монашества существует ясное понимание того, что новоначальные и те, кто находится на пути к совершенству, но ещё не достигли его, ни в коем случае не могут самостоятельно рассуждать о своих помыслах. И потому необходимо, чтобы они регулярно открывали их тем, кому вверена эта обязанность, по словам пророка: Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе (Втор. 32:7). Ибо Есть пути, которые кажутся человеку прямыми, но конец их путь к смерти (Притч. 16:25)
Духовное руководство через откровение помыслов имеет характер святого таинства
Основополагающее значение имеет осознание того, что исповедание помыслов и духовное руководство, осуществляемое таким образом, имеет характер святого таинства. То есть, это не просто отношения двух человеческих личностей – духовного руководителя и ученика – но здесь присутствует и действует Святой Дух. Чтобы правильно понимать это, обратимся к ранее приведённому примеру из Поучений аввы Дорофея: Когда Преподобный говорит о своей привычке всегда советоваться о своих помыслах со старцем, то далее он рассказывает, что часто ему, вслед за каким-либо помыслом, приходил на ум и ответ на этот помысел. В таком случае он часто колебался, стоит ли вообще беспокоить старца, так как был уверен, что тот даст ему такой же ответ. Однако преподобный Дорофей отказывался от такого помысла и всё-таки шёл к старцу. И действительно случалось, что старец отвечал ему то же самое, что было на уме у самого аввы Дорофея. Как он далее свидетельствует, помысел тогда говорил ему: «Ну что же? Видишь, это то самое, что я говорил тебе: не напрасно ли беспокоил ты Старца?» Он же отвечал помыслу: «Теперь оно хорошо, теперь оно от Духа Святого; твоё же внушение лукаво, от демонов, и было делом страстного устроения души».[6]
Когда мы открываем свои помыслы нашему духовному руководителю, он объясняет нам, как нужно к ним относиться. Если окажется, что какой-то помысел греховен, наш руководитель укажет нам на его корень – определённую страсть. Так за «видимыми», явными греховными помыслами и грехами мы учимся различать «невидимые», таящиеся в нашей душе страсти. Всё это нужно для того, чтобы мы научились духовной борьбе и очистили сердце, достигли обожения, а через него – спасения. Но, как и в случае с другими Святыми Таинствами[7], спасение достигается не благодаря человеческим усилиям, но Божиим действием. Эти отношения духовника и ученика мы можем описать словами св. Павла, из его Послания к Коринфянам: Ибо мы соработники у Бога, а вы Божия нива, Божие строение (1. Кор. 3, 9). Духовные руководители действуют, опираясь не только на свой опыт, который они, безусловно, тоже должны иметь. Они являются Божьими соработниками и своё послушание выполняют, непрестанно ища Его помощи.
Весьма вдохновенное свидетельство об этом оставил архимандрит Софроний в своём труде О духовническом служении[8], например в следующих словах: «Сознавая себя далеко стоящим от должного совершенства, подолгу и с болью в сердце умолял я Господа не попустить мне ошибаться, удержать меня в путях действительной Его воли, внушать мне слова, полезные братьям. И в самый час беседы с человеком я старался держать «слух» ума моего на сердце, чтобы улавливать Божию мысль и часто даже слова, которые нужно сказать». Чтобы доказать, что это единственный способ исправно нести «подвиг духовнического служения», старец Софроний приводит так же пример преподобного Серафима Саровского. Когда Преподобного однажды назвали прозорливым, он ответил, что это не так, но «что он молится во время беседы с человеком, и первая мысль, появившаяся от молитвы в сердце, должна почитаться как данная от Бога».[9]
Один блаженно почивший хиландарский старец говорил нам, что ему случалось верно отвечать на заданные ему духовные вопросы, даже несмотря на то, что до того момента, как ему задали вопрос, он и сам не знал правильного ответа. Когда после он убеждался, что сказанное им было действительно согласно с преданием Православной Церкви, он задавался вопросом: «Откуда я это знаю?» После нескольких таких случаев он понял, что, ради веры тех, кто спрашивал, Бог давал ему ответы, необходимые для спасения спрашивавших.
Я тоже всего лишь человек
«Я тоже всего лишь человек» – эти слова часто встречаются в житиях преподобных отцов. Их произносили старцы-духовники, когда замечали, что монахи, пришедшие, чтобы исповедать помыслы, из-за стыда не могли полностью открыть своё сердце.
В Патерике можно прочитать повесть о монахе, которого мучила плотская страсть и который три года приходил к авве Зинону, чтобы исповедать эту брань, но стыд каждый раз связывал его язык, и он уходил, не открыв авве своих греховных мыслей. Авва, конечно, понимал, чтό происходит, но не хотел принуждать брата к исповеди, а ожидал, что тот сам откроет свою страсть. Когда брат, наконец, исповедал свою страсть и, сгорая от стыда, пал пред аввой Зиноном, авва, не показывая ни малейшего презрения, утешил его словами: «А почему ты стыдишься? Разве я – не человек тоже? Хочешь, я расскажу тебе о своих страстях?» Так, утéшенный и ограждённый молитвами старца, монах освободился от этого искушения.[10]
Ещё известнее примеры, когда старцы, желая помочь монахам преодолеть стыд, сами говорили о себе, как о страстных, чтобы побудить к исповеди братьев, терпевших искушение. Таков случай с преподобным Макарием Великим и монахом Феопемптом[11]. Авва Макарий понял, что этот брат порабощён страстями, потому что он никому не открывал своих помыслов. Тогда авва искусным способом, жалуясь брату, что даже после многих лет подвижничества и он сам будто бы всё ещё терпит искушения от разных помыслов, смог побудить монаха открыть свою совесть. После исповеди, получив наставление от аввы Макария, монах Феопемпт в дальнейшем отражал все нападения врага.[12]
Но преподобный Кассиан в упомянутой книге Собеседования приводит противоположный пример. Речь идёт об одном ревностном монахе, который терпел сильные нападения от демона блуда. Он исповедал эти помыслы одному старцу, а тот, будучи неопытным, вместо того, чтобы отечески утешить его, назвал его проклятым и недостойным монашеского чина. Брат впал в отчаяние и хотел вернуться в мир, но по Божьему промыслу встретил авву Аполлоса, который ободрил его и вернул назад в келью.[13]
Зададим себе вопрос: если монахи древности, несмотря на смирение и простодушие, украшавшие людей того времени, имели нужду в сострадательном подходе со стороны духовников, чтобы победить стыд, то, вероятно, это тем более необходимо сегодняшнему поколению, которое так подвержено тщеславию и высокоумию. Вот почему мы хотели бы особо отметить эту проблему.
Практика откровения помыслов по хиландарскому типикону
Хиландарский типикон появился на границе XII и XIII веков. Его составил святой Савва, первый aрхиепископ Сербский, взяв за основу типикон цареградского монастыря Евергетиды, который он дополнил в соответствии с нуждами новооснованного сербского монастыря на Святой горе Афон. Так как св. Савва был ктитором монастыря Хиландар, Хиландарский типикон причисляют к так называемым ктиторским типиконам.
Составляя упомянутый типикон, святой Савва не единожды указывает на важность Святого Таинства Исповеди. Из 43 глав Типикона две (7-я «О душеспасительном исповедании» и 17-я «О поучении игуменом братии и о исповедании») полностью посвящены этой теме, ей же посвящена и вторая часть 6-й главы. Большую часть этих поучений св. Савва полностью заимствовал из Евергетидского типикона[14].
В 7-й главе Типикона указывается на необходимость регулярной исповеди братии и на непосредственную связь этого со Святым Причастием. Также говорится и о «великом первом исповедании», т.е. исповедании всей предыдущей жизни тех, кто готовится к монашескому постригу. Кроме того, в упомянутых главах находятся детальные руководства по нашей сегодняшней теме – откровении помыслов. Эти руководства можно отличать по характеру, практическому или сущностному.
Здесь я хочу указать, что сегодня в монастыре Хиландар мы поступаем в соответствии с вышеизложенным. Один старший иеромонах исповедует старших братьев, чтобы игумен мог заботиться о более молодых монахах и послушниках, а когда в этом возникает нужда, старшие монахи также приходят на исповедь к игумену. Если же кто-то из более молодых братьев хочет что-либо исповедовать, а игумен не имеет возможности принять их в это время или же находится вне монастыря, эти братья идут к иеромонаху, который исповедует старших братьев. Позднее, когда их примет сам игумен, они исповедуют то же самое и ему, если речь идёт о чём-то важном.
Что касается времени, Типикон заповедует, чтобы исповедание помыслов происходило в начале утрени для тех, кто постоянно находится в монастыре, а монахи, которые для выполнения послушания находятся вне монастыря, принимаются игуменом после вечерни.[21] Игумену или тем, кому он поручил принимать помыслы, уставом повелевается, чтобы «исповедание было ежедневным».[22]
Сегодня в хиландарском монастыре откровение помыслов игумену происходит после чтения шестопсалмия и пения тропаря на «Бог Господь» (то есть, как заповедует Типикон: в начале утрени) или на вечерне, после чтения предначинательного псалма. Игумен идёт в часовню возле Соборного храма и зовёт всех, для кого в тот день настала очередь исповедоваться. Это исповедание на утрене обычно продолжается до начала Святой Литургии, которая служится сразу после утрени и 1-го, 3-го и 6-го часа. На вечерне исповедь продолжается до конца этой службы, после которой следует общая трапеза. В отличие от средневекового устройства монастырской жизни, когда немалое число монахов весь день выполняло разные послушания вне обители, сегодня редко возникают обстоятельства, когда кто-то по нескольку дней не присутствует на богослужениях. Поэтому время после вечерни оставлено для самых молодых монахов и послушников, чтобы они при необходимости приходили в кабинет к игумену и открывали свои помыслы. Кроме того, игумен имеет возможность проверять, регулярно ли и каким образом они выполняют своё келейное правило. Таким образом, самые молодые в братстве могут более регулярно получать советы по борьбе с помыслами и личному молитвенному правилу.
До сих пор были перечислены указания Хиландарского типикона касательно практических вопросов нашей темы. Существуют так же заповеди и указания, которые говорят о ней с духовной точки зрения и которые мы в начале этой главы назвали сущностными, то есть основополагающими.
Сущностные указания открывают для нас смысл регулярного и правильного исповедания помыслов, то, какую духовную пользу получаем мы от этого и какова, по сути, конечная цель этого дела. В конце шестой главы[23] Хиландарского типикона об этом написано так: «…чтобы и это принесло плод, чтобы почерпнуть двойную пользу: прийти в чистое душевное здравие и облечься в смирение, которое возводит ко спасению. Имея его, будем подобны Богу, Который говорит: Научитеся от Мене, ибо кроток есмъ и смирен сердцем (Мф.11:29). Что еще может быть более ясным доказательством кроткого и смиренного сердца, как не то, чтобы мужественно переносить любое бедствие и укорять себя во всём. Истинное исповедание есть причина стольких благ; без него, думаю, никто не достигнет спасения». Значит, исповедуясь регулярно и правильно, мы возрастаем в смирении, обретаем «здоровье души» (или, как его часто называют в аскетических текстах, «чистое сердце») и, наконец, достигаем спасения, которое есть цель и смысл всякого духовного делания.
Чтобы побудить монахов к регулярному исповеданию помыслов, в Хиландарском Типиконе после заповедей игумену или тому, кого он избрал радеть об этом деле, говорится: «и вы, братия, видя игумена, стремящегося к этому доброму и спасительному пристанищу, спешно присоединитесь и чисто и неприкрыто откройте каждое движение вашего ума и душевную сердечную мысль, исповедуясь как перед Богом, а не перед человеком».[24] Чтобы было понятно, почему это важно, дальше[25] приводятся слова преподобного Иоанна Лествичника из Слова четвёртого его Лествицы: «Раны, которые будут показаны, не только не ухудшаются, но легче исцеляются» и «Душу, которая постоянно думает об исповеди, исповедь, как уздой, удерживает от греха».
По вопросу о правильном исповедании помыслов в Хиландарском типиконе особенно подчёркивается, что в случае размолвки с ближним не следует обвинять другую сторону, показывая себя «чуждыми вины», но «всю вину и причины греха, каков бы он ни был, поспешите приписать себе».[26]
Как мы сказали в начале этой главы, посвященной Хиландарскому типикону, в нём говорится и об исповеди как Таинстве, и о нашей теме – откровении помыслов. Нужно подчеркнуть, что приведённые цитаты Типикона говорят о том и о другом в одних и тех же главах, так что мы не могли полностью разделить их. В сущности как исповедание грехов, так и откровение помыслов духовнику и разговор с ним о том, как относиться к помыслам и как понимать их подлинную подоплёку, – всё это помогает нашему спасению. Одно предложение из Типикона как будто указывает нам на то, какую пользу мы имеем от каждого из этих двух дел. Оно гласит: «Поступая так, братия, мы не только освободимся от своих грехов, но и в дальнейшем будем твёрдыми».[27] «Освободимся от своих грехов» – так говорится об исповеди. А станем «твёрдыми» – что нужно понимать как «более опытными в духовной борьбе» – здесь речь идёт, скорее, об откровении помыслов, когда духовник помогает нам понять, являются ли эти помыслы следствием добродетели или страсти, и если речь идёт о страсти, то о какой страсти точно и как в будущем против неё бороться.
Современная практика святогорских монастырей
В монашеской общине Святой Горы всегда существовало глубокое понимание необходимости духовного руководства через откровение помыслов. Оно живо и сегодня. В Похвальном слове святогорскому монашеству инока Парфения[28], написанном в XIX веке, дано живое описание того, как монахи проводят это в жизнь: «Ибо во афонских общежительных монастырях братия имеют обычай ежедневно исповедовать свои помыслы и все лукавого прилоги своему пастырю и предводителю, отцу игумену. И имеют к нему такую веру, что все свои помыслы и все прилоги отдают на его рассмотрение и рассуждение: как он скажет, так и делают, и принимают от него советы, яко от самого Бога, и бывают спокойны. Потому диавол и все его коварства и козни бывают бездейственны, и никакой силы не имеют на совершенных послушников. А хотя и приидет к ним какой помысел, то они, яко коня возьмут за узду, и поведут к своему пастырю, говоря: “что ты мне стужаешь? ты знаешь, что я не имею своей воли и своего рассуждения, и не знаю – откуда ты: от Бога ли, или от врага диавола; а пойдем к моему пастырю: как он рассудит?” И бывают спокойны».
В предыдущей части мы описали, как проходит исповедание помыслов в монастыре Хиландар сегодня. Подобный порядок существует и в других монастырях Афона. Отличия касаются только того, принимают ли игумены братию в часовне, своём кабинете или каком-либо другом определённом месте; за время богослужения или вне его и с какой периодичностью. Нужно упомянуть, что в греческих монастырях существует практика, когда игумены, через определённые промежутки времени, обычно когда служат Святую Литургию, возле царских врат читают разрешительную молитву над всей братией, которая в это время стоит, преклонив колена. Поэтому там не в обычае, чтобы после исповедания помыслов над каждым монахом читались молитвы, кроме случаев, когда был исповедан какой-либо особенно серьёзный грех. В нашем монастыре не существует этого обычая чтения общей разрешительной молитвы, так что она, по необходимости, читается для каждого отдельно.
Откровение помыслов в женских монастырях
Несмотря на недостаток необходимых знаний по этой теме, мы не хотели бы совсем оставлять её в стороне. Мы считаем, что, как в мужских монастырях помыслы исповедаются игумену или другому духовнику, который определён управителями монастыря, в женских монастырях монахиням нужно было бы открывать помыслы игуменье или какой-нибудь старице, которой игуменья вверила это послушание. Незаменимость роли игуменьи-настоятельницы в этом вопросе подчёркивает также святой Василий Великий в своих Кратких правилах. На вопрос, может ли настоятель без настоятельницы разговаривать с кем-либо из сестёр о том, что служит созиданию веры, ответ отрицательный, потому что в том случае была бы нарушена апостольская заповедь: Только все должно быть благопристойно и чинно (1. Кор. 14, 40).[29] Для напоминания мы заметим, что святой Василий в том же месте даже советует, чтобы игуменья присутствовала при исповеди сестры пресвитеру[30] и что она имеет полное право негодовать, если пресвитер что-то прикажет сёстрам без её ведома.[31]
Существует также практика, которую мы видели в одном женском монастыре: возможно, она встречается не часто, но о ней в любом случае нужно упомянуть: сёстры имеют тетради, в которые ежедневно записывают помыслы, потом они передают эти тетради игуменье. Она читает их в своей келье и при необходимости зовёт сестру, если считает нужным прокомментировать то, что эта сестра написала.
Из записей архимандрита Софрония мы видели, что духовники молятся, чтобы Господь вдохновил их на поучения при принятии исповеди. Но в заключение необходимо подчеркнуть величайшую важность того, чтобы мы сами, отправляясь на исповедь, тоже молились, чтобы нам, через наших духовных руководителей, была объявлена воля Божия. Чтобы мы имели непоколебимую веру! Тем, кто думает, что в наше время, поскольку «нет вдохновлённых Богом старцев и стариц, как когда-то», это невозможно, мы ответим словами аввы Дорофея: «Правда, если кто хочет истинно, всем сердцем, исполнить волю Божию, то Бог никогда его не оставит, но всячески наставит по воле Своей. Поистине, если кто направит сердце своё по воле Божией, то Бог просветит и малое дитя сказать ему волю Свою».[32]
Поэтому, помолимся вместе Господу Иисусу Христу, чтобы нас, Своих детей, Он никогда не лишал духовных пастырей и учителей, ибо, по словам св. Павла, Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Ефес. 4, 11-13).
В Святом монастыре Хиландар,
в день перенесения мощей святого Саввы Сербского,
6/19 мая 2016 л. Г.
[1] Св. Василий Великий, Правила, пространно изложенные в вопросах и ответах, вопрос 26.
[2] Прп. Иоанн Кассиан, Собеседования, Собеседование второе, О рассудительности.
[4] Прп. Иоанн Лествичник, Лествица, Поучение IV.
[5] Поучения аввы Дорофея, поучение 5.
[8] Архим. Софроний, О молитве, О духовническом служении (Из записок Афонского Духовника)
[10] Великий Патерик. Тематический сборник; Глава десятая, О рассудительности.
[11] По-русски не Теопемпт, а Феопемпт.
[12] Патерик, О авве Макарии Египетском.
[13] Преп. Иоанн Кассиан, Собеседования, Собеседования второе, О рассудительности.
[14] То, что относится к теме исповеди в 6-ой главе Хиландарского типикона, находится в 7-ой главе Евергетидского типикона. 17-я глава Хиландарского типикона – перевод 15-ой Евергетидского.
[15] Хиландарский типикон, глава 6.
[17] Хиландарский типикон, глава 17.
[20] Хиландарский типикон, глава 6.
[22] Хиландарский типикон, глава 7.
[23] В Евергетидском типиконе это глава 7.
[24] Хиландарский типикон, глава 6.
[25] Хиландарский типикон, глава 7.
[26] Хиландарский типикон, глава 6.
[27] Хиландарский типикон, глава 7.
[28] Иером. Антоний Святогорец, Афонские подвижники девятнадцатого века, Монастырь Хиландар 1993 (сербск.: Јером. Антоније Светогорац, Атонски подвижници деветнаестог века, Манастир Хиландар 1993)
[29] Св. Василий Великий, Правила кратко изложенные в вопросах и ответах, Вопрос 108.